Невидимый город - читать онлайн книгу. Автор: Елена Первушина cтр.№ 73

– Прощайте, отец.

– До свидания, сын.

И юный Рагнахар, утомленный этим разговором так, будто весь день провел в седле без воды и пищи, стал подниматься по крутой винтовой лестнице на башню, оставив своего отца в тайном саду наедине с Лесной Девой.

Девушка стояла у окна, мурлыкая себе под нос невесть откуда взявшееся: «Вы куда, облака, плывете? Почему вы меня зовете?»

– Эгери! Эгери, ленивая девчонка, где ты?! Иди сюда, разотри мне ноги! Болят так, что мочи уж нет!

Эгери вздрогнула. Не поспоришь, она и впрямь виновата. Замечталась. Загляделась на первые кучевые облака, что, лениво потягиваясь, проплывали в весеннем небе. На родине сейчас, верно, облака серые и дождь дождит, а здесь почти что лето: жара, пыль, между плитами мостовой пробиваются молодые травинки. Босые мальчишки в длинных, кое-как подпоясанных рубашонках играют в камешки прямо под ногами у прохожих. Тощие, чумазые, но веселые, и здоровые, и бойкие, как воробьи, – так и зыркают глазами, не зазевался ли кто, нет ли поблизости чего такого, что плохо лежит. Из садов богачей несет запахом цветов: уже достаточно тепло, чтобы открывать оранжереи. То-то, небось, у садовников-рабов прибавилось дел: с утра до вечера копают грядки и клумбы, чистят пруды да сажают плющ вокруг беседок.

– Эгери! Ну где ты там? Правда ведь больно. И кальмары вот-вот сгорят.

– Иду, иду, сестренка, извини.

Эгери тряхнула головой и, решительно отвернувшись от окна, пошла вглубь комнаты, где на деревянной кровати в коконе из множества подушек, одеял и покрывал лежала Элиана. Здесь было темно, душно, несмотря на открытое окно, пахло дымом – на маленькой жаровне рядом с кроватью жарились два кальмара – и мочой: Элиана на последних месяцах беременности, и стоило ей погромче рассмеяться, чихнуть или кашлянуть, как она тут же мочила одежду. Эта невесть откуда взявшаяся напасть донельзя злила Элиану и делала почти невыносимой жизнь Эгери – ей что ни день приходилось перестирывать кучи белья. Элиана и рада бы помочь, да ей сейчас просто не нагнуться над лоханью. А ходить в грязной и вонючей одежде она не могла – если что и осталось в ней от прежней Элианы, так это страсть к нарядам и украшениям. Даже сейчас в ушах у нее покачивались бронзовые серьги с солнечными дисками, а на шее сверкало ожерелье с витыми спиральками. А вот кольца давно пришлось снять: пальцы распухли и из изящных «стебельков с розами ногтей», как писали некогда поэты, превратились в бесформенные сосиски. И с ногами не лучше: «два ослепительно белых голубя, мелькающие в разрезах платья» теперь опухли, покраснели и покрылись узловатыми венами. Эгери деревянными щипчиками перевернула кальмаров и, сев у ног сестры, стала растирать ей лодыжки. Элиана, обрадовавшись, что на нее наконец обратили внимание, тут же начала рассказывать, какое платье она себе закажет, едва оправится от родин. Эгери быстро поняла, что тут от нее не ждут советов, и можно отдаться своим мыслям.

Да, невеселой выдалась эта весна. Постоянное недомогание быстро сделало Элиану капризной и раздражительной. Прежде с легкостью побеждавшая в любом споре на знание поэзии, Элиана частенько не могла теперь припомнить, где живет ее портниха или сколько она осталась должна зеленщику. Это ее донельзя сердило, ей казалось, что все вокруг к ней придираются, не желают войти в ее положение, и все свои обиды она вымещала на младшей сестре. Эгери, хоть и уговаривала себя каждое утро быть терпеливой, все же во второй половине дня начинала огрызаться, а к вечеру обычно разражалась ссора из-за какого-то пустяка; обе сестры ругались в пух и прах, потом плакали, мирились и засыпали совершенно опустошенными, терзаясь обидой и стыдом. Один только Исий, муж Элианы, оставался, как прежде, спокоен и весел. Правда, и он предпочитал проводить время не дома, а в казарме со своими солдатами. Впрочем, там он не буйствовал и денег не тратил; наоборот, приходя домой был неизменно трезв, а все жалование отдавал Эгери – для нее и Элианы. Эгери подозревала, что в глубине души он просто боится за жену и, не желая этого показывать, предпочитает держаться от нее подальше. «Так уж боги определили: нам – мучаться, а мужикам – бояться», – говорила когда-то Эгери ее нянька.

В одном Исий был совершенно незаменим. Если младенец в животе Элианы совсем уж расходился и начинал пинаться так, что бедняжка только охала, Исий клал руку на огромный живот жены и командовал громким голосом: «А ну смирно, будущий солдат! Спи, отдыхай перед походами!» И ребенок мгновенно засыпал.

Да, вот еще одно, по-видимому, абсолютно счастливое существо. Ребенок Элианы, судя по всему, оставался совершенно доволен жизнью, неизменно бодр и деятелен и, несмотря на свои немалые размеры, умудрялся бойко вертеться в материнском животе, и, пока дома не было Исия, почти непрерывно пинал маму в самых неожиданных местах. Эгери не сомневалась, что лет через пять-шесть он превратится в такого же лихого весельчака и здоровяка, как те мальчишки, что играют сейчас на улице. Она, Эгери, еще набегается за ним, умоляя иди домой пообедать.

Шесть лет! Эгери прошиб холодный пот. Внезапно она поняла, отчего ей так тошно, какую мысль она упорно гонит от себя последние полгода, а то и год. Для них для всех: для Исия, для Элианы, для младенца – все просто и ясно. Пройдет еще несколько дней, Элиана наконец разродится, вновь обретет свою красоту и возможность наряжаться, младенец получит свободу, Исий – долгожданного наследника (никто не сомневался, что это мальчишка, – девочка не стала бы так буянить). И следующие десять, а то и двадцать лет все будет идти своим чередом: Элиана будет рожать и растить, Исий нести службу, дети – подрастать и крепнуть. А что будет с ней, с Эгери? Она не со мневалась: скажи она Исию хоть слово, он тут же подберет ей среди своих людей доброго мужа и даже выделит приданое. Но как быть с памятью о том, что она из рода Хардингов, что на троне, испокон веку принадлежавшем их семье, сейчас сидит узурпатор и ведет Королевство к гибели?

– Эгери, сбегай до угла, купи лакричных конфет, с утра во рту горчит, – попросила Элиана.

– Ладно, сестрица, только не забудь кальмаров снять с огня, они скоро уже готовы будут, – ответила Эгери, накидывая на плечи платок.

– Сниму, не беспокойся, я еще не совсем ума лишилась! – надула губы Элиана.

– Я только хотела напомнить…

– Да я уж вижу, как тебе нравится хозяйку из себя разыгрывать! Думаешь, пока я в тягости да с малышом вожусь, так ты весь дом к рукам приберешь?

– Было бы что прибирать, – презрительно бросила через плечо Эгери, выходя на лестницу.

– Какой ни есть, а у тебя и такого нет. Нашей милостью только и живешь! – понеслось ей вслед.

* * *

У Эгери защипало в носу, но она тут же взяла себя в руки. Лестница была слишком крутой, темной, ветхой и грязной; вздумай кто здесь плакать, а не смотреть под ноги – вмиг бы кубарем покатился вниз. Комната Исия и Элианы (точнее, комната Исия, если уж говорить начистоту, у Элианы здесь тоже нет никаких прав) находилась на третьем этаже четырехэтажного «острова» – так называли здесь дома на много семей. Дом – тоже ветхий, темный и грязный, и из любого угла без труда можно расслышать, как ссорятся соседи наверху, и унюхать, что готовят у соседей снизу. Перекрытия стремительно гнили и часто обрушивались, а то и весь дом заваливался на бок, складываясь, словно веер. Эгери прежде не представляла себе, что люди могут так жить, сидя буквально на головах друг у друга. Им с Элианой еще повезло, что Исию исправно платят жалование, семьи победней, сняв комнату, тут же, чтобы окупить расходы, сдавали ее углы совсем уж пропащим беднякам – то-то веселая жизнь была в таких домах! Воду приходилось носить из конского водопоя за три квартала и выстаивать при этом длинную очередь. Но здесь принцессам тоже посчастливилось: Исий служил в городской страже и что ни день отряжал одного или двух своих людей для того, чтобы они наполнили водой огромную бочку, занимавшую целый угол в комнате (Эгери уже научилась понимать, насколько они могут быть дороги, эти углы). Так что женщины могли не только стирать и мыть посуду, но даже иногда принимать ванну, точнее, мыться в лохани. Гораздо хуже – огонь. Готовить приходилось на жаровнях или раскладывая костерок во дворе дома, но при малейшей неосторожности сам дом мог загореться, как свеча. Такое случалось нередко, при этом огонь легко перекидывался с острова на остров, выгорали целые кварталы. С тех пор это стало ее кошмаром: уходя из дома, она каждый раз думала, что, если Элиана или кто-нибудь из соседей по неосторожности перевернул жаровню, возвращаться придется на пепелище… Она уже такое видала: Исий как раз и командовал пожарными (здесь их называли «бодрствующими») в своем районе и, когда ухаживал за Элианой, пару раз приглашал ее и Эгери полюбоваться на их работу – бесплатные развлечения в Лусе ценились очень дорого. Полюбоваться и в самом деле было на что. Рядовые «бодрствующие» выстраивались цепью от колодца или иного водоема, указанного «водяным» – специальным человеком из отряда, досконально знающим все источники воды в городе. Тем временем механики разворачивали свои помпы, гасильщики, взбираясь по лестницам с риском для жизни, набрасывали на огонь смоченные в уксусе войлочные и суконные полотнища, крючники и серпники сваливали на землю горящие бревна, спасатели и врачи расстилали на мостовой толстые матрасы, чтобы люди не переломали ног, выпрыгивая с горящих этажей, а стрелки стояли наготове с камнеметательными машинами, чтобы разрушить соседние дома, если на них перекинется огонь. Словом, зрелище впечатляющее, и Эгери твердо усвоила: случись что, люди еще, возможно, спасутся, но дом и вещи – никогда. А бездомному и нищему в Лусе надеяться не на что.