Завидев высокую, полную достоинства фигуру, направляющуюся к ним в сопровождении слуг, Джоанна вскочила.
– Милорд епископ! Видеть тебя – услада для глаз!
Она поспешила навстречу Губерту Вальтеру, лишь чуть-чуть опередив Беренгарию – обе женщины сильно привязались к епископу Солсберийскому за время пребывания в Святой земле. Джоанну восхищал его прагматизм, Беренгария была благодарна за духовную поддержку в трудный час, когда Ричард умирал от страшной болезни под названием «арнальдия». И та и другая были благодарны ему за непоколебимую преданность английскому королю.
Покончив с обменом приветствиями, они уселись у центрального очага, угощаясь вином и вафлями, и Джоанна задала вопрос, вертевшийся у нее на языке с того самого момента, как прелат появился в комнате.
– Милорд епископ, когда мы покидали Акру, ты намеревался отплыть с Ричардом. Что заставило тебя передумать?
– Я и плыл с королем, по крайней мере до Сицилии. Там я по его настоянию сошел на берег, потому как узнал, что в Марселе пристать не можем, и Ричард велел мне ехать к папе, прежде чем это успели сделать враги, а оттуда поспешить в Англию и помочь его госпоже матери и юстициарам управиться с Джоном. Я приехал сюда прошлой ночью и поутру отправился во дворец, засвидетельствовать почтение его святейшеству. И только потому узнал, что вы еще в Риме.
– Наслушавшись рассказов невестки про январский переход через Альпы, – сказала Джоанна, бросив на Беренгарию ласковый взгляд, – мы решили подождать до весны, пока перевалы не откроются. Она описывала, как в одном месте женщин спускали по склону горы, завернув в бычьи шкуры!
Беренгария усмехнулась – легко было вспоминать об этом сейчас, когда все осталось в прошлом. Приняв из рук слуги кубок, она выждала когда епископу нальют вина, после чего промолвила негромко:
– Как понимаю, тебе ничего не известно о моем господине супруге, иначе ты немедленно поведал бы нам новости. Но ты можешь избавить меня от тяжких дум хотя бы в одном. Когда мы отплывали из Акры, Ричард не вполне еще оправился от четырехдневной лихорадки. Как он себя чувствовал, когда ты расстался с ним в ноябре?
Губерт потянул немного времени, взяв вафлю, которую не имел желания есть. Женских истерик он старался как мог избегать, но знал, что эти две особы едва ли потеряют контроль над собой. И тем не менее, предчувствуя страшный эффект вести, которую ему предстояло им сообщить, старался оттянуть момент истины.
– Когда я в последний раз его видел, мадам, он был вполне здоров, – проговорил Губерт, радуясь, что хотя бы в этом может успокоить супругу Ричарда. – Но у меня есть известия о короле. Когда я был на приеме у папы, прибыл гонец со срочным донесением от архиепископа Кельнского. Мне крайне неприятно выступать в роли дурного вестника, но король Ричард был пленен близ Вены герцогом Австрийским и, если верить архиепископу, скоро будет передан императору Генриху.
С первыми же словами прелата Джоанна напряглась и полагала, что готова к самому худшему. Но выяснилось, что ошибалась, потому как эта новость в буквальном смысле обрушилась на нее как удар. В легких не осталось воздуха, она лихорадочно пыталась вдохнуть. А глянув на невестку, испытала еще один удар: Беренгария, вся сияя, взирала на епископа так, как если бы тот был одним из ангелом Божьих.
– Gracias a Dios! – прошептала наваррка, затем с лучезарной улыбкой повернулась к Джоанне. – Он жив, Джоанна! Жив!
– Да, и в плену у германского императора!
– Ну, это ненадолго. Его святейшество ни за что не потерпит такого возмутительного нарушения церковных законов. Мы заставим Генриха освободить Ричарда и просить прощения за то, что он бросил вызов церкви и так недостойно обращался с государем, сражавшимся за веру в Святой земле. – Беренгария положила ладонь на руку Джоанны. – Теперь я могу признаться, как мне было страшно. Я думала про свирепые бури, про яростные волны, и что зимой штормы даже еще сильнее… Но мне следовало быть более крепкой в вере. Всевышний никогда не покинет Ричарда!
Джоанна открыла рот, но остановила себя прежде, чем слова успели сорваться с губ. Едва новость распространилась, все в зале собрались вокруг них, и Губерт поведал все то немногое, что знал: как шторм прибил корабль Ричарда к побережью Истрии и как король, судя по всему, предпринял попытку добраться до владений своего племянника в Саксонии.
– Доехав до самой Вены, он почти преуспел, – сказал прелат, – потому что, оказавшись в Моравии, Ричард был бы уже в безопасности. Не понимаю только, почему при нем было так мало людей. Меньше двух десятков, если верить архиепископу, а когда его поймали, то и вовсе только трое.
Это ужаснуло Джоанну почти так же, как и весть о пленении Ричарда, поскольку, обладая живым воображением, она легко могла представить, во что вылились эти отчаянные недели бегства для человека, наделенного характером ее брата. Мариам тоже подошла и теперь воспользовалась внезапно повисшей тишиной и спросила у Губерта, не сообщил ли посланец архиепископа Кельнского имен тех двадцати. Когда прелат покачал головой, фрейлина ничего не сказала, но вскоре выскользнула из зала. Ее уход заметила лишь Джоанна, знавшая, что женщина беспокоится насчет Моргана. Она любила Мариам как сестру и души не чаяла в валлийском кузене, но в эту минуту могла думать только о Ричарде, оказавшемся в самом трудном за всю свою жизнь положении.
Беренгария удалилась сразу же, как только позволило приличие, и, поскольку фрейлины отправились к выходу вместе с ней, Джоанна догадалась, что невестка собирается пойти в близлежащий храм Св. Марии на Капитолии и вознести благодарственную молитву за избавление Ричарда. Анна, не менее Беренгарии склонная верить, что худшее для короля уже позади, пошла с ней, захватив с собой и Алисию.
Придворные рыцари королев начали разбиваться на группы, обсуждая между собой важную новость и ее возможные последствия. Наконец Джоанна осталась только в обществе Губерта Вальтера и Стивена де Тернхема, английского лорда, которому Ричард поручил заботиться о женщинах по пути на родину. Краем глаза Джоанна заметила, что Беатриса находится неподалеку, как это было всегда в трудную минуту все двадцать семь лет жизни Джоанны, и была рада, что может полагаться на поддержку Беатрисы, так как Мариам, зачастую служившая ей опорой, сейчас способна думать только о Моргане. И от невестки помощи ожидать не стоит, так как Беренгария свято верит, будто папа способен заставить человека вроде Генриха ходить на задних лапках.
Джоанна медлила, подбирая слова, поскольку не хотела обидеть Губерта Вальтера, бывшего, как-никак, одним из князей церкви.
– Боюсь, что я не разделяю уверенности невестки в способности святого отца повлиять на императора.
– Папа буквально разъярен, как и вся курия. Но говоря начистоту, я и сам сильно сомневаюсь, что Целестин осмелится пустить в ход против Генриха самое могущественное оружие церкви, а ничто, кроме интердикта и анафемы, не заставит императора отпустить короля на свободу.
Джоанна собралась, потому как впасть в полное отчаяние означало бы подвести Ричарда в минуту испытаний.