– Ты храбрец, Роже д’Аржантан. Я твоей услуги не забуду.
В горле у Роже встал ком. С усилием проглотив его, он ответил:
– Да пребудет с тобой Господь, монсеньор.
* * *
Нужно было спешить, так как городские ворота закрывали сразу после сигнала гасить огни. Чтобы привлекать меньше внимания, путники решили разбиться на две группы. Возглавляя первую из них, Ричард и его товарищи заставляли себя вести коней шагом, тогда как все инстинкты побуждали гнать их галопом. Улицы были тихие и пустые, холод и надвигающаяся темнота заставили всех попрятаться по домам. Через щели между ставнями пробивался свет, путники смотрели на хижины жадными глазами, потому что в этих скромных постройках таились сокровища, дороже которых для них не было в этот унылый декабрьский вечер: пылающий очаг и постель.
Завидев, что северные ворота открыты, беглецы с облегчением выдохнули в надежде вскоре оставить Удине за спиной. И тут дверь одной из таверн распахнулась и на улицу повалили люди. Они вели себя шумно и развязно, размахивали флягами с вином и фонарями. Некоторые держали в руках грубо сделанные факелы. Почуяв беду, Ричард и рыцари натянули поводья и выслали Арна вперед, выяснить, что происходит. Парень вскоре вернулся, в глазах его застыло отчаяние.
– Они охотятся на английского короля, – сообщил он. – До них дошли слухи, что он где-то здесь, в Удине. Они убеждены, что граф Мейнхард щедро вознаградит того, кто приведет пленника, и намерены обыскать все гостиницы города на предмет чужестранцев.
Никто не сказал ни слова, но у всех в голове промелькнула одна и та же мысль: если бы не Роже, их всех поймали бы в капкан в «Черном льве», поскольку эта пьяная ватага наверняка привлекла бы внимание воинов из замка. Путники огляделись, но никто не знал города, поэтому легко было заблудиться в переплетении узких улочек. Безопаснее казалось оставаться на главной улице и идти напрямик. Они поскакали дальше, придерживая коней и поправляя полы плащей так, чтобы легче было достать мечи в случае необходимости. Толпа перегораживала улицу. Впрочем, часть простолюдинов, приученных уважать конных, начала раздаваться в стороны. Следуя примеру Арна, рыцари бубнили гортанное «Guten Abend», от всей души надеясь, что одурманенные вином горожане не удивятся, с какой стати людям понадобилось покидать город с наступлением темноты.
Надежда оказалась напрасной. Кое-кто уже таращился на них, и изумление быстро уступало место подозрению. Черпая силу в своей многочисленности, гуляки стали перекрывать им путь, осыпая вопросами, воинственный тон которых делал перевод излишним. Но останавливаться и пускаться в объяснения было бы ошибкой. Рыцари не обнажили мечи, только дали коням шпор, и люди с воплями и угрозами бросились врассыпную, чтобы не угодить под копыта. Ричард и его спутники не сбавляли хода и не оглядывались посмотреть, какой хаос они учинили. Гуляки стали подниматься на ноги, подбирая упавшие фонари и факелы, а в домах стали открываться ставни и из окон высовывались головы любопытных. Из караулки высыпали стражники, но и они вынуждены были рассеяться, когда плотная масса конных галопом промчалась через ворота и исчезла в ночи.
Но времени радоваться избавлению не было. Отряд не успел уйти далеко, когда сзади донесся шум. Рыцари встревожились, не ожидая, что погоню снарядят так быстро, натянули поводья и обернулись. И только тогда сообразили, что случилось. Вторая группа беглецов угодила прямо в растревоженный людской улей и оказалась окружена толпой.
Ричард выругался и начал разворачивать подаренного Роже скакуна. Спутники в ужасе воззрились на него, и только Морган вовремя опомнился.
– Нет! – вскричал он, и поставил свою лошадь прямо на пути у Ричарда. Гнедой взвился на дыбы, и Ричарду не сразу удалось подчинить его.
– Ты из ума выжил? – рявкнул он.
Никогда прежде Моргану не доводилось быть объектом царственного гнева своего кузена, и во рту у него пересохло. Но не успел он ответить, как Балдуин тоже преградил путь королю.
– Морган вспомнил про Ибн-Ибрак, – сказал он, без дрожи встретив взгляд Ричарда.
Никто не произнес больше ни слова, потому как про случившееся под Ибн-Ибраком знали все. Отряд оруженосцев собирал хворост, а их конвой из тамплиеров угодил в устроенную сарацинами засаду. Ричард находился всего в двух милях и когда узнал про разгоревшийся бой, отрядил графа Лестера за подкреплением, а сам поспешил на выручку. Вступив в бой, он обнаружил, что это ловушка, и крестоносцы окружены многократно превосходящими силами. Соратники умоляли короля отступить, напирая на то, что помочь обреченным храмовникам уже невозможно. Государь ответил сердито, что сам послал их туда и обещал защиту, поэтому если он не сдержит слова и они погибнут, у него нет права называться королем. Он погнал скакуна в самое пекло, выручил своих и сумел благополучно отступить. Этот отважный поступок под Ибн-Ибраком внес свою лепту в растущую легенду о Львином Сердце, но сейчас воспоминание о нем вселило в только что вырвавшихся из Удине рыцарей страх.
По лицу Ричарда заходили желваки.
– Я спас тех людей под Ибн-Ибраком.
– Да, – согласился Балдуин. – Вот только сейчас это невозможно. Если ты вернешься, то будешь убит или взят в плен. Подумай, сир! Увидев, что происходит, тамплиеры могли ускользнуть, даже вернуться в гостиницу – ищут тебя, не их. Вместо этого они решили отвлечь внимание толпы на себя, и ты прекрасно знаешь зачем: чтобы дать тебе время уйти. Нельзя, чтобы их жертва стала напрасной. Это зависит от тебя, милорд.
Ричард порывался возражать. Но когда Балдуин повел отряд, уступил, развернул гнедого прочь от Удине и последовал за фламандцем. Уверившись, что погони нет, беглецы сбавили ход, так как берегли уставших лошадей. Нависавшие в течение дня облака рассеялись, и теперь путь им освещал неяркий свет луны и россыпи далеких звезд. После месяцев, проведенных в Святой земле, холод чувствовался особенно остро, и вскоре лица и руки покраснели и стали гореть. Силуэты горных пиков, вздымавшихся по обе стороны от дороги, только усиливали гнетущее ощущение, что их окружают опасности и враги, а будущее сулит беды.
Ричард несколько часов не произносил ни слова, и спутники, понимая, что помочь ничем не могут, оставили его наедине с мыслями, черными как декабрьская ночь. Из всех претерпленных им с момента высадки на истрийском берегу испытаний: голода, холода, недосыпания, позора спасаться от погони как лиса, убегающая от своры идущей по ее следу собак, ничто не потрясло его сильнее, чем пленение тамплиеров и арбалетчиков. Это заставляло его признаться самому себе, насколько он беззащитен и уязвим. Фульк обвинил его в том, что он не способен признать поражение, и клерк из Пуату прав: Ричард всегда стремился к победе, уверенный в своих талантах и свысока относясь к врагу. А теперь вот его обуревали неведомые сомнения. Сколько еще людей предстоит ему потерять? Как им избежать пленения в стране, где каждый высматривает подозрительных чужестранцев? А если его схватят, что тогда? Впервые король задумался всерьез о судьбе, которая постигнет его, если он окажется в руках у Генриха, будет зависеть от милости врага, не знающего оной. Английский монарх, помазанник Божий, отправится в немецкую тюрьму, а тем временем его земли в Нормандии будет прибирать к рукам этот ублюдок на французском троне, а Джонни заявит права на его корону. Как незнакомы были ему прежде эти терзания, так же незнакомо было и чувство, скакавшее рядом с ним по ледяной горной дороге – страх.