Воины Львиного Сердца остановились в маленькой рощице, откуда открывался вид на французский лагерь. До рассвета оставались часы, пригород окутывала темнота, но они могли различить расплывчатые контуры городских стен и возвышающийся над ними замок. Филипп не делил прислугу осадных орудий по сменам, как поступал Ричард, поэтому с наступлением темноты обстрел прекращался. В лагере горели костры, но не видно было никаких признаков жизни, палатки были наглухо застегнуты для защиты от ветра. Картина выглядела обманчиво мирной, ущерб, нанесенный требушетами и мангонелями, маскировала ночь. Они знали, какая картина предстанет их глазам внутри города: трупы, сложенные, как дрова в поленницу, в ожидании погребения, разграбленные лавки, дома, в которых квартируют солдаты Филиппа. Часть горожан наверняка сбежала в замок, другие укрылись в соседнем бенедиктинском аббатстве Нотр-Дам, но большинство оставалось в городе, поскольку до взятия в июле Ричардом Иссуден был французской землей. Но оставшиеся пожалели: солдаты считали грабеж своим правом, и когда подворачивалась возможность, не особенно разбирались, кто на чьей стороне. Кому бы ни хранил Иссуден верность, ему пришлось разделить судьбу любого взятого штурмом города. Но страдания жителей скрывали от глаз каменные стены – не особенно устрашающие, однако представлявшие серьезное препятствие для воинов, обдумывающих в тихом ночном лесу, как завладеть этими укреплениями.
– Это будет непросто, – признал Ричард. – Замок, аббатство Нотр-Дам и еще пара церквей отделены от города внушительными стенами. Главные ворота ведут прямо в город, но есть еще и вторые, в южной стене. Там пройти мы не сможем – с востока и с юга замок окружает русло реки Теоль. Кроме того, даже Филипп догадается держать эти ворота под сильной охраной. Значит, единственный наш шанс – идти через город, а он тоже защищен стенами, хотя и не такими высокими, как замковые.
Рыцари молча обдумывали его слова – у них нет осадных машин, да и их самих немного, чтобы открыто противостоять армии французов.
– Что же, – заговорил Андре. – Полагаю, ты не рассчитываешь, что мы перелетим через стены, как птицы. Как тогда ты намерен совершить этот подвиг?
– Вы помните, как мы взяли Мессину. – Это был не вопрос – большинство из рыцарей, бывших с Ричардом сейчас, прорывались вместе с ним в тот сицилийский город через оставленную без присмотра крепостную калитку. – В Иссудене тоже есть калитка в южной стене, и она не защищена рекой, которая в том месте удаляется от города. Я заметил ее, когда брал Иссуден с Меркадье, хотя тогда она нам не понадобилась. Держу пари, Филипп не озаботился проверкой стен – все, что он понимает в искусстве войны, поместится в скорлупке желудя. Город спит, и, возможно, спят стражники Филиппа. Если сумеем открыть калитку, то окажемся в городе, а французы не успеют понять, что случилось.
Он не мог рассмотреть лиц в темноте, но услышал гул одобрения. Их оружием была хитрость – и еще беспечность французского короля.
– Значит, решено, – продолжил Ричард. – Один из нас поднимется на стену по веревочной лестнице, проберется к калитке и откроет путь остальным.
– Только не ты! – слаженным хором, как по команде, заявили Андре, Морган и Гийен, а другие рыцари засмеялись.
– Я и не говорил, что все сделаю сам, – согласился Ричард, но, улыбнувшись уголком рта, заключил: – Впрочем, согласен, такая мысль могла прийти мне в голову.
Остальные не удивились – эти рыцари знали Ричарда, как никто во всем Божьем мире.
– Это должен быть я, – продолжил Андре, напоминая, что знаком с Иссуденом, поскольку его замок, Шатору, находится всего в двадцати милях отсюда.
Но после небольшого спора выбор остановили на Гийене – он тоже хорошо знал город и, хотя был достаточно крупным, умел передвигаться бесшумно, как кот.
Французы взяли Иссуден так быстро, что им не понадобилось его окружать, а теперь, когда их гарнизон разместился внутри городских стен, они полагались на защиту реки Теоль и бдительность часовых у вторых ворот крепости. Лагерь французов раскинулся к северу, чтобы они могли расположить осадные машины напротив главных ворот замка. Ричард и его рыцари сделали большой круг, объезжая предместья, ведь какой-нибудь сторожевой пес мог запросто погубить все дело. Они укрылись в тени деревьев, откуда открывался вид на калитку, и внимательно наблюдали, как Гийен пробирается через открытое поле. Луны не было, и ему пришлось ориентироваться по шуму реки, доносящемуся слева, и по шпилю, торчащему над городскими стенами, – недалеко от ворот располагалась лечебница Отель-Дье.
Вскоре Гийена поглотила тьма, но каждый мысленно шел вслед за ним, зная, что его задача забросить сделанную из пеньковых веревок и снабженную крюками лестницу так, чтобы она зацепилась за стенную амбразуру. Стена была не так высока, чтобы не позволить это проделать, но может потребоваться не одна попытка, прежде чем крючья зацепятся, а Гийен будет обливаться потом, ожидая в любой момент увидеть на стене встревоженные лица стражников, привлеченных скрежетом, отдававшимся в его собственных ушах. Никто не спрашивал, что им делать, если у Гийена не выйдет. Не имея запасного плана, они были уверены, что Ричард обязательно предложит какой-нибудь, если понадобится, – как всегда.
Прождав, как им показалось, вечность, они увидели, как крепостная калитка приоткрылась – то был условленный знак. Обводя спутников взором, Ричард широко улыбнулся.
– Эти сукины дети французы отдыхают в теплых постельках. Давайте устроим им побудку.
Рыцари во весь опор устремились к уже распахнувшейся во всю ширь дверце.
Когда они нырнули в калитку, Гийен бросился к Моргану, который вел в поводу его жеребца, и запрыгнул в седло. Ричард и Андре знали путь в лабиринте кривых узких улиц и на полном скаку вели людей к лечебнице Отель-Дье, используя в качестве ориентира шпиль церкви Сен-Сир. Разбуженные шумом, на стенах стали появляться сонные стражники. Дверь ближайшего дома открылась, на порог вышел человек с фонарем в руке. Андре потянулся, выхватил у него фонарь и забросил на крышу. Солома вспыхнула. На Ричарда, гнавшего своего жеребца мимо церкви Сен-Сир, напали слева, и он, воспользовавшись щитом как оружием, сбил противника с ног. Еще один, смело, но безрассудно, попробовал ухватить Фовеля за поводья и с криком повалился, сбитый боевым конем. В городе залаяли псы, захлопали открывающиеся ставни. Раздались вопли «пожар» – то была величайшая из опасностей городской жизни. Из лагеря осаждающих доносились приглушенные крики – это в суматохе просыпалась французская армия. Вырванные из сна солдаты, растерянные и без доспехов, валили из домов, не понимая, что происходит. Большинство сразу же разбегалось, отступая перед вооруженными всадниками. Несколько стражников на стенах взялись за арбалеты, но для прицельной стрельбы было еще слишком темно, а в движущуюся мишень попасть трудно. Вокруг воцарился хаос, игравший на руку Ричарду и его людям.
С боевым кличем английского королевского дома они пронеслись через небольшое кладбище. До этих пор крови пролилось мало, и никто из людей Ричарда не был ранен, но все могло измениться, если гарнизон замка не поддержит их. Они увидели суматоху на стенах цитадели и по выкрикам поняли – гарнизон узнал, что вновь прибывшие на их стороне. Впереди спутников короля ждали ворота, соединявшие замок с городом, и к своему облегчению, они увидели, что ворота уже открыты, а решетки в них подняты. Свою первую большую победу Ричард одержал в двадцать один год, ворвавшись в Тайбур на плечах отступающих защитников, но сейчас французы располагались слишком далеко, чтобы повторить трюк. Как только англичане благополучно оказались внутри, ворота за ними тут же закрыли и заперли.