Он уставился на меня так, будто я должен был это знать.
— Теперь они выставят больше бойцов. И ловушек. Даже конь может быть там. Он передвигается очень быстро. Один звонок, и он появится.
Я вспомнил, как быстро Инцитат появился в Милитари-Мании Макрона и как яростно он сражался на обувной яхте. Не хотелось бы снова встретиться с ним лицом к лицу.
— Существует ли другой путь внутрь? — спросил я. — Какой-нибудь, я не знаю, менее опасный и удобно ведущий прямо к оракулу?
Крест крепче прижал к себе свою укулеле (мою укулеле):
— Есть один. Я знаю о нём. Другие нет.
Гроувер склонил голову к плечу:
— Должен сказать, это звучит слишком удобно.
Крест сделал кислую мину:
— Я люблю исследовать. Остальные не любят. Дядя Амакс всегда говорил, что я мечтатель. Но когда исследуешь, находишь разные вещи.
С этим было трудно поспорить. Я заметил тенденцию, что когда исследую, мне попадаются опасные вещи, желающие убить меня. И я сомневался, что завтрашний день будет чем-то отличаться.
— Ты сможешь отвести нас к этому секретному входу? — спросил я.
Крест кивнул:
— Тогда у вас будет шанс. Вы сможете пробраться внутрь и найти оракула до того, как охранники найдут вас. А потом ты выйдешь и дашь мне уроки музыки.
Дриады уставились на меня, выражения их лиц были безразлично пустыми, будто они думали: «Эй, мы не можем говорить тебе, как умирать. Это твой выбор».
— Мы сделаем это, — Мэг решила за меня. — Гроувер, ты в деле?
Гроувер вздохнул:
— Конечно. Но для начала вам обоим нужно поспать.
— И полечиться, — добавила Алоэ.
— И энчилады? — спросил я. — На завтрак?
В этом вопросе мы достигли взаимопонимания.
И так, размышляя о грядущих энчиладах, а также, вероятно, о смертельном путешествии в Горящий Лабиринт, я завернулся в спальный мешок и отключился.
Глава 36
Аккорд до-диез
Обычно звучит как раз
Перед внезапной…
ПРОСНУЛСЯ я весь в слизи и (уже в который раз) с шипами алоэ в носу.
Была и хорошая сторона: мои ребра, судя по ощущениям, больше не были заполнены лавой. Раны на груди исцелились, остался лишь сморщенный шрам в месте, где я себя пырнул.
Раньше у меня никогда не было шрама.
Хотелось бы мне смотреть на него как на почетный знак. Вместо этого я боялся, что теперь каждый раз, глядя вниз, буду вспоминать худшую ночь в своей жизни.
По крайней мере спал я глубоко и снов не видел. Алоэ вера — это вещь.
Солнце пылало прямо надо мной. В Цистерне кроме меня был только Крест, похрапывающий в своей нише и прижимающий к себе укулеле, как плюшевого мишку. Кто-то (возможно, не один час назад) оставил у моего спальника тарелку с энчиладами и газировку «Big Hombre». Еда была едва тёплой, а лёд в газировке давно растаял, но мне было всё равно. Я набросился на еду, благодарный уже за то, что острая сальса выбила из моих придаточных пазух запах горящих яхт.
Стерев с себя слизь и вымывшись в бассейне, я переоделся в свежий комплект камуфляжа от Макрона — арктически-белый, ведь на эту цветовую палитру такой огромный спрос в пустыне Мохаве.
Я повесил на плечо лук и колчан. Закрепил ботинки Калигулы на ремне. Подумал, не забрать ли у Креста укулеле, но решил пока оставить инструмент ему, так как не хотел, чтобы мне отгрызли руки.
Наконец я выбрался наружу, в удушающую жару Палм-Спрингса.
Судя по положению солнца, было часа три дня. Я задался вопросом, как Мэг могла позволить мне проспать так долго. Я внимательно изучил склон, на котором стоял, и не увидел ни души. На мгновение я эгоистично представил себе, как Мэг и Гроувер безуспешно пытаются разбудить меня и, бросив это дело, уходят разбираться с лабиринтом самостоятельно.
«Блин, — сказал бы я им, когда они вернулись. — Сорян, ребят! А ведь я тоже был готов!»
Но нет, сандалии Калигулы болтались у меня на ремне, а без них они бы не ушли. Также я сомневался, что они забыли бы Креста — единственное существо, знавшее сверхсекретный вход в лабиринт.
Краем глаза я уловил какое-то движение — две тени колыхались за ближайшей теплицей. Направившись в ту сторону, я услышал звучащие серьёзно голоса Мэг и Джошуа.
Я не был уверен, оставить ли их в покое или же направиться прямо туда с криками: «Мэг, сейчас не время заигрывать со своим парнем-юккой!»
А потом я понял, что они говорят о климатах и периодах вегетации. Фу. Я подошёл ближе и обнаружил их разглядывающими семь юных росточков, пробившихся сквозь каменистую почву… в тех самых местах, где Мэг посадила семена лишь вчера.
Джошуа тут же меня заметил — арктический камуфляж явно работал.
— Что ж. Он жив, — я не заметил в его голосе особого восторга по этому поводу. — Мы тут как раз обсуждали новеньких.
Каждый росток достигал трёх футов в высоту. Веточки были белыми, листья — как бледно-зеленые бриллианты, слишком нежные для пустынного зноя.
— Это деревья ясеня, — ошеломлённо произнёс я.
О ясеневых деревьях я знал много… Ну, в любом случае больше, чем о большинстве других деревьев. Давным-давно меня называли Аполлон Мелийский, Аполлон Ясеневый из-за моей священной рощи, располагавшейся в… да где же это было? Тогда у меня было так много мест, где можно было провести отпуск, что все в голове не удержишь.
В моем мозгу завертелись шестеренки. У слова «мелии» было и другое значение помимо «деревья ясеня». Оно имело особый смысл. Несмотря на совершенно враждебный климат, эти молодые растения излучали силу и энергию, которые мог ощутить даже я. За ночь они стали здоровыми ростками. Интересно, какими они будут завтра.
Мелии… Я мысленно вертел это слово так и эдак. Что там говорил Калигула? Рождённые кровью. Серебряные жёны.
Мэг нахмурилась. Она выглядела гораздо лучше, чем вчера — снова в своем наряде-светофоре, чудесным образом зашитом и выстиранном. (Я подозревал дриад; они мастера по части тканей.) Её очки были заклеены синей изолентой, шрамы на руках и лице побледнели, превратившись в лишь едва заметные белые полоски, подобные следам метеоров в ночном небе.
— Всё ещё не понимаю, — сказала она. — Ясени не растут в пустыне. Почему папа экспериментировал с пеплом?
— Мелии, — ответил я.
Глаза Джошуа заблестели.
— Вот и я о них подумал.
— О ком? — переспросила Мэг.
— Полагаю, — пояснил я, — что твой отец не просто исследовал новые устойчивые сорта растений. Он пытался воссоздать… или, скорее, вернуть к жизни древний вид дриад.