– С таким и на медведя не страшно.
Глеб протянул руку и снял с железных крючков маленький арбалет. Взвесил его в руке, поинтересовался:
– А стрел к нему много?
– Двадцать штук, – ответил Вакар. – Пять из них – уже в магазине.
Глеб внимательнее осмотрел арбалет. Примерно с таким же он пару лет назад охотился на Пастыря. Однако этот был в полтора раза меньше и своими размерами напоминал большой автоматический пистолет.
Глеб припомнил, что видел нечто подобное еще в свою бытность журналистом. Кажется, похожие арбалеты состояли на вооружении у французских десантников из первого полка морской пехоты. Или у британских сасовцев? Сейчас уж и не вспомнить.
– Я беру это, – сказал Глеб.
Вскоре все четверо были вооружены до зубов. Хлопуша к огромному мечу добавил небольшую шипастую палицу. Рамон поменял свои притупившиеся кинжалы на новые, а к ним добавил три метательных ножа. Прошка обзавелся новым скрамасаксом и узким ножом-стилетом.
Глеб забил магазин ольстры разрывными патронами, начиненными белым железом, а на пояс повесил маленький арбалет и компактный сагайдак со стрелами, стянутыми кожаным ремешком.
Вооружившись и поблагодарив кузнеца, охотники на темных тварей тут же засобирались в путь. У двери Глеб замешкался, поправляя перевязь, подождал, пока Хлопуша, Рамон и Прошка попрощаются с Вакаром и выйдут во двор, а затем повернулся к кузнецу и тихо проговорил:
– Давно хотел тебя спросить, Вакар. Когда мы встретились в первый раз, ты выковал четыре меча-всеруба за один день. И это были очень хорошие мечи. Как такое возможно?
Вакар усмехнулся:
– Нешто ты и впрямь подумал, что я могу выковать за день столько мечей? Я выковал их из готовых форм. На каждую форму я трачу по два или три месяца. А порой и больше.
– Но самое главное происходит в последний день ковки, верно?
– Верно, – кивнул Вакар. – Я довожу форму до ума, накладывая на нее заговоры. Только заговоренный меч может зваться всерубом.
– И где ты этому научился?
– Мой дед был вещуном и слугой Перуна. Мой отец – тоже. Мне не приходилось выбирать. Когда я только родился, повитуха вынесла меня на улицу и показала богу солнца Хорсу. И тут, прямо посреди ясного неба, в нас ударила молния. Повитуха сгорела на месте, а я остался жив. Судьба моя была определена.
– Ясно. Ну… бывай!
Глеб пожал кузнецу руку.
– Пусть Хорс и Семаргл помогут вам! – напутствовал Вакар. – Береги себя, Первоход.
– Да. Спасибо. Ты тоже не хворай.
Глеб секунду помедлил, словно хотел еще что-то добавить, но потом махнул рукой, повернулся и стремительно вышел из дома.
7
Тяжко было на душе у Вакара. Вроде бы никого не предавал, а чувствовал себя предателем. Должно быть, это оттого, что на людей озлился. Да и правильно озлился. Экие дурни! Добровольно отказались от счастья, которое само перло им в руки. Дурни, дурни и есть.
Взгляд Вакара упал на запечатанную кубышку с самогонной водкой. Кузнец сдвинул брови, погрозил кубышке пальцем и хмуро проронил:
– И не думай. Все равно не возьму.
Вскоре, однако, он лежал на кровати, опершись спиной на три набитые соломой и мхом подушки, и с мрачным видом прихлебывал не слишком крепкую водку. Вакар надеялся, что водка поможет ему хоть немного расслабиться, но нет – на душе было так же тяжело, как прежде.
Спустя час Вакар все еще валялся на кровати. За это время он выпил почти литр водки, однако это мало помогло.
Услышав, как по крыльцу загромыхали чьи-то тяжелые шаги, Вакар отнял кубышку от губ и тревожно взглянул на дверь. Выпроводив Глеба и его друзей, Вакар забыл задвинуть за ними засов. Следовало бы задвинуть его сейчас, но Вакаром овладела какая-то бездеятельная и бесстрашная апатия.
Прошло несколько мгновений, и дверь распахнулась. В комнату вошли несколько мужчин в плащах с капюшонами. Тот, что шел впереди, подошел к кровати Вакара и откинул с головы капюшон. Кубышка выпала из разжавшихся пальцев Вакара, скатилась с кровати и грохнулась об пол.
Лысый урод, стоявший перед ним, усмехнулся своим страшным, зубастым ртом и прошипел:
– Перун в помощь, кузнец. Как поживаешь?
Вакар задрожал, но усилием воли унял дрожь и ответил:
– Да ничего… Живу себе.
Крысун Скоробогат, а Вакар узнал его даже в новом облике, вновь усмехнулся, оскалив острые, как ножи, зубы.
– Боги благосклонны к тебе, верно? – поинтересовался он своим жутким шипящим голосом.
– Верно, – ответил кузнец и невольно поежился под взглядом красных глаз твари.
– Боги к тебе благосклонны, – повторил Крысун. – Но ценишь ли ты их благосклонность?
– Я… не понимаю, о чем ты, – пробормотал Вакар.
– Прекрасно понимаешь, кузнец! У ночной тьмы есть глаза и уши, разве ты об этом не знал? Мне доложили, что к тебе приходили гости. Это так?
Вакар выдавил из себя улыбку и пробормотал:
– Какие гости, Крысун? Ко мне заходит много людей. О ком ты говоришь?
Несколько секунд лысая тварь молча разглядывала кузнеца, и от этого взгляда по грузному телу Вакара снова пробежала волна дрожи.
– Я знаю, где ты прячешь дочку и внука, кузнец, – прошипела тварь. – Хочешь, я пошлю за ними своих слуг и они привезут их сюда?
Кровь отлила от щек Вакара, пальцы, лежащие на одеяле, затряслись. Крысун взглянул на них, усмехнулся и снова вперил взгляд в потное от страха лицо кузнеца.
– Что же ты молчишь, старик?
– Про… Прошу тебя, не трогай их, – выговорил Вакар.
– А вот это уже будет зависеть от тебя. – Крысун прищурил злобные, пылающие адским огнем глаза. – Это был Глеб Первоход, верно?
Вакар кивнул:
– Да.
– Кто был с ним?
– Толмач, которого зовут Рамоном… – Вакар облизнул пересохшие губы. – И еще добытчик Хлопуша.
– Мне доложили, что их было четверо. Кто четвертый?
– Никто… Один мальчуган. Он недостоин твоего внимания.
– Куда они отправились?
– В Гиблое… место.
Красноватые, злобные глаза Крысуна полыхнули яростным огнем.
– Зачем они туда пошли? Что хотят найти?
– Прости, Крысун… Этого я не знаю.
Несколько секунд монстр пристально смотрел Вакару в лицо, затем протянул белую когтистую лапу и отрывисто проговорил:
– Дай мне свою руку, кузнец!
Вакар сделал, как он велел. Крысун сжал его мозолистую пятерню своими длинными белыми пальцами и глубоко заглянул ему в глаза.