Хлопуша взял мальчишку за плечо и осторожно оттащил его от воды.
– Не подходи близко, – тихо пробасил он.
– Почему?
– То не бабы, то русавки. Они токмо издали на девок похожи. А вблизи – страшилища чешуйчатые с костистыми плавниками. Пойдешь после заката к реке, потеряешь осторожность, мигом на дно утащат. Днем они слабы и к людям не суются. Но все равно не стоит с ними играть.
Прошка поежился, глядя на серебристую воду реки. Затем осторожно спросил:
– А эти русавки – они умные?
– Не умней собаки, – ответил Хлопуша.
– А говорить они умеют?
Верзила покачал головой:
– Нет.
– Зато поют красиво, – вмешался в разговор подошедший и вставший рядом Рамон. – Я однажды слышал. Вечером дело было, на закате. Если бы товарищи не остановили, так бы в воду и полез.
Прошка тревожно нахмурился:
– А коли и меня в воду потянет, что делать-то?
– Услышишь их песню, затыкай уши и уходи подальше, – наставительно произнес Хлопуша. – Или резани ножом палец до крови, чтобы больно было. Иначе заманят на глубину, утопят и сожрут. А ежели вблизи увидишь, бей их и руби чем придется, без жалости.
На солнце наползли тучи, но Глеб, погруженный в свои мысли, этого не заметил. На душе у него было тяжело. Сколько уж раз зарекался ходить в Гиблое место, а вот, поди ж ты, опять здесь. И ныне все еще хуже, чем прежде. Тогда хоть знал, куда идти. А сейчас? Где искать эту чертову пещеру? Да и мало ли в лесу пещер? Наверняка счет идет на сотни.
Глеб вздохнул и прикрыл глаза. Погруженный в размышления, он не заметил, как из верескового куста высунулась огромная черная морда. Два пылающих злобой глаза уставились на Глеба, а из оскаленной пасти на траву закапала слюна.
Тяжко было у Глеба на душе, ох тяжко. Последние полтора года сделали его почти счастливым. Жизнь была столь насыщенной, а сделать хотелось так много, что глаза просто разбегались по чертежам и картам. Но главное, что все рисунки и замыслы воплощались в жизнь!
Сейчас бы работать да работать, но нет – вечно найдется какая-нибудь мразь, которая перечеркнет твои планы и испортит тебе жизнь. Просто закон подлости какой-то. Глеб тяжело вздохнул и потянулся в карман за сигаретами.
И в это мгновение волколак черной и быстрой тенью выскочил из кустов и бросился на Глеба.
2
Нападение было столь стремительным, что Глеб не успел схватиться за ольстру. Волколак – огромный, матерый, с мордой, испещренной шрамами, – на полном ходу подмял под себя Глеба и попытался вцепиться ему клыками в горло.
Лишь каким-то чудом Глебу удалось извернуться, и он сам схватил чудовище за мохнатое горло. Черное, почти человеческое лицо с толстыми, яростно искривленными губами, между которыми сверкали длинные белые клыки, нависло над Первоходом, обдавая его смрадным дыханием.
Глеб побагровел и взмок от усилий, мышцы на его руках вздулись, будто узлы. Однако страшная морда твари медленно приближалась, а зубы – острые, чуть загнутые внутрь – клацали уже у самого его лица.
– Гиблое место… – прохрипел Глеб, изо всех сил сдерживая тварь, – помоги… мне…
Дыхание твари было горячим, а к смрадной вони примешивался запах собачьей шерсти. Едкая слюна капала с оскаленных зубов и падала Глебу на лицо. Силы стремительно покидали Первохода.
– Гиблое место… – снова взмолился он. – Помоги мне…
Подтянув ноги, Глеб уперся ими в живот волколаку и яростным, нечеловеческим усилием отпихнул его от себя.
Все дальнейшее произошло стремительно, будто боги Гиблого места и впрямь решили помочь Первоходу и поделились с ним своей силой. Сорвав с себя кожаный пояс, Глеб откатился в сторону, вскочил на ноги, захлестнул пояс вокруг мускулистой шеи волколака и одним прыжком запрыгнул ему на спину.
Зверь хотел взвыть, но пояс крепко впился ему в горло. Волколак захрипел, извернулся и попытался достать Глеба когтистой лапой, однако когти его ухватили лишь воздух. Глеб, побагровев от усилий, повалил волколака набок и придавил коленями к земле.
Из пасти твари вывалился синеватый язык, глаза угасли. Еще раз волколак сильно дернулся, а потом затих. Глеб соскользнул с хребта чудовища, быстро отбежал в сторону и поднял с земли ольстру. Впрочем, ольстра уже была не нужна. Тварь издохла.
Глеб, обливаясь потом, опустился на траву. Дышал он тяжело и прерывисто. Руки его были ободраны в кровь, но он этого не замечал. Искоса поглядывая на огромную тушу волколака, Глеб не мог до конца поверить, что сам, и почти голыми руками, прикончил чудовище.
Немного отдышавшись, он поднял глаза к сумеречному небу и взволновано проговорил:
– Бог Хорс, спасибо тебе за по…
И вдруг осекся. Осекся, потому что вспомнил – что не призывал он на помощь бога солнца Хорса, а призвал каких-то неведомых богов Гиблого места. Как так получилось? Видимо, в пылу сражения у него слегка помутилось сознание. Иначе как это объяснить?
За спиной у Глеба хрустнул валежник. Глеб стремительно обернулся. Рамон, Хлопуша и Прошка стояли перед тлеющим костерком и смотрели на волколака. На их оцепенелых, бледных лицах застыл испуг.
Первым овладел собой Рамон. Переведя взгляд на Глеба, он тихо пробормотал:
– Этот волколак… Ты убил его?
Глеб прищурил недобрые глаза и с усмешкой ответил:
– Да. Обычно это называется именно так.
Брови Рамона дрогнули.
– Прости, что не поспешили на помощь, Глеб. Мы не слышали выстрела.
– Я не стрелял, – сказал Глеб.
Хлопуша и Прошка уставились на него недоверчивыми взглядами. А Рамон внимательнее оглядел волколака и нахмурился.
– Я совсем не вижу крови, – сказал он.
– Я тоже, – сиплым голосом подтвердил Хлопуша. – Должно быть, ты ударил его мечом прямо в сердце, Первоход.
Глеб дернул уголком губ:
– Если бы. Когда эта тварь напала на меня, при мне не было ни ольстры, ни меча.
– Как же ты убил его? – изумленно спросил Хлопуша.
– Задушил ремнем.
– Ре… мнем? – не поверил ушам Прошка. – Ты задушил волколака ремнем?
Теперь Хлопуша, Рамон и Прошка смотрели на Глеба с изумлением.
– У меня не было другого выхода, – сказал Глеб.
– Два дня назад ты едва держался на ногах от слабости, – напомнил Рамон. – А сегодня убил волколака голыми руками. В это трудно поверить.
– И тем не менее это так. – Глеб глянул на друзей снизу вверх и усмехнулся: – Вы как будто не рады. На чьей вы стороне, ребята?
Хлопуша двинулся с места, несмело подошел к мертвому чудовищу, присел рядом и осторожно заглянул ему под брюхо.