– Что вижу, то и говорю, – невозмутимо отвечает Эмбер. – А я вижу не одного, а двух приличных мужчин, заинтересованных в нашей Поппи.
– Глупости! – вскидываюсь я, пожалуй, чересчур поспешно. – Мы ведь все это уже обсуждали. Джейку нет до меня никакого дела, я тебе это точно говорю. И ты прекрасно знаешь, что я сейчас с Эшем.
Эмбер кротко кивает.
– Да, конечно. Только надолго ли?
– Что?
– Надолго ли это? Эш – это только временное решение твоей проблемы. Пластырь. А тебе нужен хирург, который зашьет рану навсегда.
Я смекнула, к чему клонит Эмбер, и решила притвориться дурочкой, но, по счастью, нас отвлекли посетители.
И теперь, сидя в саду со Стэном, я обдумываю ее слова.
– Есть кто-то еще, Поппи? – спрашивает Стэн. – Конечно, ты не обязана мне ничего говорить. Но ведь и я в свое время был не промах, и женское внимание на мою долю перепало. И в сердечных делах я кое-что понимаю.
Я улыбаюсь ему.
– Верю! – И тут же вздыхаю. – Да, есть кое-кто. Но это совсем другое. Он нравился мне с самого начала, с того дня, когда я только приехала в Сент-Феликс. Только ему до меня нет никакого дела.
Не было – до вчерашнего дня. А может, это просто минутный порыв? Или он вообще не собирался меня целовать, а я все придумала?
Теперь, наверное, этого уже не узнаешь. Джейк воспринял мое бегство как месть за ту отвергнутую попытку поцелуя в коттедже.
– В такое я не верю, – говорит Стэн, расширив глаза. – Нет дела до такой хорошенькой девчонки?
– Стэн, это очень любезно с твоей стороны, только я так не думаю.
– А теперь, девочка, послушай меня. Хоть я и разменял девятый десяток, но красивую женщину вижу издалека, а ты как раз из таких. На мой вкус чересчур черным цветом балуешься, да и улыбаться могла бы почаще, но за этим всем – сияющая красота, которая только и ждет повода, чтобы раскрыться.
– Стэн! – Я встаю и обнимаю его. – Тебя так приятно слушать!
– Я всего лишь говорю правду, дорогая. И если Эш и такой старый хрыч, как я, это видят, то почему бы и тому, другому парню, не разглядеть?
– С Джейком все сложно, – не подумав, бухаю я и сажусь обратно в шезлонг.
– Так это Джейк? Племянник Лу?
Я вспыхиваю. Черт! Надо же было имя брякнуть.
Стэн морщит лоб.
– Это не для него ты готовишь вечеринку?
– Для него.
– Ага. Интрига запутывается.
– Я делаю это только по просьбе его детей, Бронте и Чарли. Они хотели устроить для отца особенный день рождения.
– Как и ты сама этого хочешь, – кивает Стэн. – Верно?
Моя очередь кивнуть.
– Человеческое сердце – сложная штука, Поппи. Все редко получается так, как мы хотим, и обходится без ран и без боли.
– Мне можешь не рассказывать.
– Но я убедился: иной раз жизнь толкает нас на пути, по которым мы не хотим идти, а потом радуемся тому, что на них свернули.
– Может быть.
– Рассказать тебе историю? – спрашивает Стэн. – Она долгая, но стоящая.
– Конечно, давай. – Пусть предастся любимому занятию.
Я поудобнее устраиваюсь в шезлонге, а Стэн делает глубокий вдох и начинает:
– Давным-давно, еще в тысяча восемьсот сорок шестом году, королева Виктория посетила Корнуолл – ты слышала об этом? Это был ее единственный официальный визит сюда.
Я качаю головой.
– В честь этого визита одна из местных рукодельниц вышила четыре картины в дар королеве. Она сумела передать их одной из фрейлин, а та показала их королеве. Можешь представить, как была взволнована мастерица!
– Конечно, представляю, – говорю я, гадая, к чему он клонит.
– Хорошо. Ну а фрейлина положила глаз на лорда Харрингтона, который тогда владел Трекарланом. Он был членом парламента и частенько уезжал в Лондон. Они с той фрейлиной принадлежали к одному кругу и уже были знакомы. И когда ей выпала возможность побывать у него дома… Подробности излишни. Скажем так: они воспользовались выдавшимся случаем от души.
– Ничего себе! А я-то думала, в Викторианскую эпоху все были такие чопорные и любезные!
Стэн ухмыляется.
– Чистое притворство, все просто хорошо скрывали. Как бы там ни было, однажды фрейлине пришлось убегать из замка, когда ее вызвали к королеве раньше, чем она рассчитывала. Впопыхах она забыла сумку с вышитыми картинками и записку, собственноручно написанную ее величеством – благодарность искусной мастерице.
– И картинки остались в Трекарлане? – спрашиваю я.
Стэн кивает.
– Вскоре замок перешел в другие руки. Ходили слухи, что там произошла какая-то грязная история. Вроде бы лорд Харрингтон опять принялся за свои проделки, на этот раз с дочерью местного землевладельца. – Стэн прищелкивает языком и качает головой. – Дело всплыло наружу, землевладелец пригрозил Харрингтону, что тот жизни рад не будет, если не оставит его дочь в покое. Но было слишком поздно: девушка забеременела. И Харрингтон, опасаясь за свою шкуру, прихватил столько добра, сколько мог унести, и удрал. Но те вышитые картины он бросил, посчитав, что они ничего не стоят. Поппи, ты не поверишь, сколько хозяев сменил этот замок за свою жизнь. Я бы такое мог рассказать…
– Сначала это до конца расскажи, – прошу я, стараясь не дать ему отвлечься.
– Тогда-то Трекарлан и достался Марракам – моей семье, – объявляет Стэн, и глаза его сияют от гордости. – Та девушка была моей прапрабабушкой, и с тех пор Марраки жили в замке.
– Вот это история! – восклицаю я. Но одна деталь не дает мне покоя. – Стэн, ты сказал, что прежнего владельца Трекарлана звали Харрингтон, так?
Стэн кивает.
– Он мог иметь какое-нибудь отношение к Кэролайн Харрингтон-Смайт?
– Думаю, да, – спохватывается Стэн, только сейчас подумав о такой возможности. – Когда она обещала мне, что приходской совет позаботится о Трекарлане, она упомянула про что-то наследственное, но я тогда не уловил связи.
– Гм… – Я задумываюсь. – Если это правда, то понятно, почему Кэролайн так упирается, когда речь идет о Трекарлане. Получается, замок унаследовала твоя семья, а не ее. Но это никак не объясняет, почему она взъелась на меня.
– А тут все просто, – заявляет Стэн, растягиваясь в шезлонге. – Помню я эту историю.
– И?..
– Знаешь, почему Дейзи с Уильямом приехали именно в Сент-Феликс, чтобы открыть здесь «Гирлянду маргариток»?
– Нет. Я думала, им просто понравилось здесь, на побережье.
Стэн качает головой.
– В Сент-Феликсе жила бабушка Дейзи. В юности она прислуживала в замке.