– Ого! – вырывается у меня. Оказывается, мы с Чарли стоим на узенькой ровной площадке, притулившейся к скале. – Это изумительно!
Но поражает не только эта площадка, скрытая от посторонних глаз, но и открывающийся вид.
Из этого тайного уголка на многие мили вдаль видны лишь ярко-синее море да голубое небо над ним.
– Обалденно, – говорю я, не сводя глаз с панорамы моря. – Как ты нашел это место? Случайно?
– Да.
Чарли по-турецки садится на сухую охапку папоротника, оставленную, видимо, для удобства тех, кто захочет подолгу любоваться видом отсюда. Я устраиваюсь возле него.
– Когда мама умерла, мне хотелось держаться от всех подальше. Однажды бродил, не зная, куда деваться, и нашел этот уголок.
– Удачно, – ляпаю я и тут же чувствую себя полной дурой. Вечно что-нибудь брякаю в таких ситуациях. – В смысле нам всем нужно такое убежище, когда теряешь кого-то дорогого.
Чарли косится на меня.
– Так ты тоже, да?
– Что?
– Кого-то потеряла?
Я колеблюсь мгновение, но тут же выкручиваюсь.
– Да, бабушку. Я потому и приехала в Сент-Феликс.
– Да, конечно, – кивает Чарли. – Твоя бабушка. Я забыл, извини.
Несколько минут мы молча смотрим на чаек, кружащихся над волнами и время от времени стремительно кидающихся вниз за добычей.
– Так почему ты не любишь толпу? – спрашивает Чарли. – Тебе же явно стало плохо там, в магазине.
– В детстве был несчастный случай, связанный с толпой. С тех пор у меня фобия.
– Ясно. – Чарли призадумывается. – Так вот почему оказалось так легко тебя увести.
– Наверное. И это, и много всего.
– Не хочешь выговориться? – Чарли произносит это с таким же трудом, с каким, я заметила, он только что упоминал свою маму. – Знаю, так обычно спрашивают. Это не означает, что кто-то готов тебя слушать, но так принято.
Я улыбаюсь.
– Не хочу. Наговорилась за эти годы. Не скажу, чтобы это помогло.
– Мне тоже, – говорит Чарли. – После мамы нас долго таскали по консультациям. – Он криво усмехается. – На Бронте подействовало, но она была младше. Насчет папы не знаю, он все держал в себе. Ему это вообще свойственно. Думаю, Майли помогла ему лучше любого специалиста.
– Правда?
Я задумываюсь о Джейке и Майли. Кажется, они обожают друг друга.
– Да, могу только сказать спасибо тете Кейт и дяде Бобу из Штатов. С папой было совсем худо, пока они не предложили ему взять Майли. Когда она вошла в нашу семью, не только ему, нам всем полегчало. С того дня мы начали приходить в себя. И это благодаря обезьянке.
– Она такая милая.
– Это Майли-то? – Чарли усмехается. – Попробовала ты с ней ужиться! Я думал, Бронте одна такая упертая.
Я ухмыляюсь.
– Бронте еще ничего. Видел бы ты меня в ее годы.
– Бунтарка, да? – Чарли подмигивает. – Тебе ведь понравилось, когда я тебя так назвал?
– Я была куда хуже твоей сестры, это точно.
– Не верю. – Чарли скептически смотрит на меня.
Я собираюсь с духом.
– У меня были проблемы не только со школой, но и с законом.
У Чарли обалдевший вид.
– Что, серьезно?
– Настолько серьезно, что несколько раз даже арестовывали. Ночь в камере отлично излечивает от бунтарского настроя.
– Могу себе представить. А это как-то связано с твоим братом? Ты говорила, что он был толковым.
– Ой, смотри, какие тучи. – Я указываю на облака далеко у горизонта. – Нам лучше вернуться.
И смотрю на Чарли. Кажется, он ничего не понял. До сих пор все шло хорошо, но я не в состоянии говорить об Уилле.
– Конечно, – говорит Чарли, поднимаясь на ноги. – Ясно. Ну, теперь ты знаешь это место, и, если станет невмоготу, тебе есть куда спрятаться.
Я открываю рот, чтобы поблагодарить его, но он продолжает:
– Знаешь, я вообще-то соврал. – Он смотрит мне прямо в глаза. – Насчет этого места. Будто я случайно на него набрел.
– А разве нет?
– Нет. – Он поворачивается и смотрит на море. – Я искал, откуда прыгнуть.
– То есть?
– Прыгнуть, – повторяет Чарли. – В море. Сразу после того как умерла мама и в доме стало совсем нестерпимо. Вот я и съехал вниз по этим ступеням и очутился здесь. А то, наверное, мы бы сегодня с тобой не разговаривали. Это место спасло меня, во всех смыслах.
Я не могу поверить услышанному. Даже в самые мрачные периоды я не думала о том, чтобы оборвать собственную жизнь. Но, как всегда, столкнувшись с чужим горем, я не знаю, что сказать.
– Спасибо, Чарли. – Я замолкаю в замешательстве. Обнять его? Нам обоим будет неловко. – Я понимаю, каково делиться чем-то подобным. Правда понимаю.
– Знаю, что понимаешь, – говорит Чарли. – Знал, как только тебя увидел. Хоть я и не бунтарь, как вы с моей сестрой, но родственную душу всегда чувствуешь, верно?
Я киваю. И, не давая себе передумать, быстро обнимаю его.
И с несказанным облегчением чувствую, как Чарли обнимает меня в ответ.
Мы вдвоем идем обратно в город и болтаем о всякой чепухе. По счастью, все откровения остались позади, среди скал. Ближе к Сент-Феликсу мой мобильник начинает ловить сигнал и тут же одно за другим бегут сообщения.
Бип-бип.
Эмбер: «Где ты? Все в панике. Давай обратно».
Бип-бип.
Эмбер: «Поппи, что случилось? Беспокоимся».
Бип-бип.
Джейк: «Поппи, у тебя все в порядке? Эмбер говорит, ты исчезла. Дай знать, что все хорошо. Джейк».
– Тебя потеряли? – спрашивает Чарли, у которого тоже разоряется телефон. Он вытаскивает его из кармана и смотрит на экран. – Папа. Перезвоню-ка я ему.
Я пытаюсь набрать сообщение Эмбер, когда Чарли дозванивается до Джейка.
– Привет, пап… Да, я в порядке… Да, она со мной… Конечно. Ладно. Пока.
Чарли опускает мобильник.
– Папа у вас в магазине. Кажется, из-за тебя Эмбер на стенке сидит.
Я строю гримасу.
– Давай-ка туда побыстрее, а то там переполох будет.
В «Гирлянде маргариток» намного спокойнее, чем пару часов назад. Я осторожно заглядываю в дверь и вижу, как Эмбер за бабушкиной конторкой расставляет на подносе оставшиеся пирожки, а Джейк вооружился метлой и убирает лепестки и листья, усеивающие пол.
– А вот и бродяга вернулась, – говорит он, поднимая голову. – Точнее, оба бродяги.