Феодальная аристократия и кальвинисты во Франции - читать онлайн книгу. Автор: Иван Лучицкий cтр.№ 95

Страница

Предложение было охотно принято, и 25 июня в девять часов вечера уполномоченные от города, снабженные всем необходимым и в сопровождении значительного отряда, отправились на юг. Скрываясь в виноградниках, они успели добраться до самого лагеря и даже истребить караульных, поставленных Ла-Шатром. Но шум, произведенный их движением, встревожил лагерь, и отряду, сопровождавшему Ла-Флера, пришлось вступить в бой. Ла-Флеру и его товарищам открывался свободный путь. Внимание католиков было привлечено отрядом, и послам удалось пройти между фортами. Но то был временный успех. Капитан Картье, понявший план гугенотов, пустился в погоню за беглецами и настиг их в замке Тернан. Послы были страшно утомлены: они успели проскакать на лошадях значительное пространство, и у них не хватало сил бежать далее; они слезли с лошадей, вошли в замок, как вдруг отряд Картье явился перед воротами. О сопротивлении нечего было и думать, надобно было спасаться, и в одежде крестьян, оставляя лошадей и оружие, они решились бежать. Ма-Мине и Ла-Пьеру удалось уйти в Швейцарию; Ла-Флер не хотел бросать Сансерра на произвол судьбы, и решился продолжать путешествие свое на юг. Эта решимость погубила его. Лодочник, занимавшийся перевозом на Луаре, к которому обратился Ла-Флер, узнал его и пустился в погоню за убегавшим гугенотом, с криком: «Вор! Разбойник!» В деревне Диу, где был перевоз, происходила ярмарка; толпы народа расхаживали по улицам, и Ла-Флер был окружен. Напрасно он оборонялся, силился выхватить у одного из толпы шпагу, — удар по голове, нанесенный тяжелою палкою, поверг его на землю. Его связали и отвезли сначала в Мулен, а потом Сен-Сатюр, к Ла-Шатру. Надежда на помощь с юга была нанесен жестокий, а вместе с тем и последний удар.

Печальный исход предприятия не был известен в городе. И городской совет, и жители вполне полагались на то, что Ла-Флеру удастся задуманное им дело, они надеялись, что помощь из южных провинций, вместе с усилиями войск города, даст им возможность освободиться от Ла-Шатра. Голод уже свирепствовал в городе, но надежда на лучшее будущее, на возможность победы заставляла заглушать все мучения… Пасторы, следуя постановлению консистории, употребляли все усилия, чтобы поддержать энергию в жителях. Ежедневно говорили они на проповеди, налагали посты, совершали торжественные службы, увещевали жителей являться ежедневно в пять часов вечера в храм св. Иоанна, «чтобы возносить мольбы Всевышнему, умолять его о милосердии и помощи». А городской совет принимал все возможные меры, чтобы прокармливать тех, которые валялись на улицах истощенные и обессиленные от голода. Составлены были списки всех бедняков, устраивались для них обеды. Это поддерживало дух жителей, но что значили эти обеды, какое подкрепление могли дать они? Мяса не было, о хлебе перестали и говорить, — приходилось прибегать к выдумкам, чтобы достать пищу. Настало время, когда не было вещи, которая не употреблялась бы в пищу. Шкуры с быков, лошадей, собак заменили мясо; из книг, бумаг варили кашу, и свечное сало служило к ней приправою; вместо хлеба стали употреблять траву, высохшие и выброшенные листы капусты. Да и это достать было трудно. Кожи продавались по такой дорогой цене, что фунт стоил 15 солидов, а целая кожа — около 30 ливров. Сады, где можно было достать траву, приходилось охранять целую ночь с оружием в руках, иначе грозила опасность полного истребления травы. Правда, вне города были виноградники и сады, стояли поля, засеянные хлебом; но жителям трудно было воспользоваться этим: католики зорко следили за городом, и едва только показывался кто-либо вне городских стен, как раздавались выстрелы, и немало людей погибло от руки католиков. Да и то немногое, что удавалось счастливцам приносить в город, продавалось по слишком высокой цене. Беднякам приходилось питаться, чем Бог послал. Не только ядовитые травы, уложившие немалое их число в могилу, служили пищею, — все, что валялось на улицах, все то, чем не полакомились бы и собаки, подбиралось: кожи с барабанов, копыта, рога, истолченные в муку скорлупы орехов, помет животных, сбруя, ремешки, связывавшие ключи еще при прадедах и употребляемые для повозок и в виноградниках, — все это варилось, жарилось и пожиралось голодными защитниками Сансерра. И они мало походили теперь на людей: по улицам бродили скелеты, иссохшие мумии, казалось, весь город превратился в царство мертвецов, поднявшихся из гробов. И все это слонялось по городу, отыскивая себе пищу, поднимая сор, когда-то выброшенный из домов. На улицах и в домах происходили ужасающие сцены, разыгрывались страшные драмы. Матери потеряли молоко, и им нечем было кормить своих детей, которые умирали пред их же глазами. Во всем городе только и слышались крики: «Мы умираем, умираем от голода». «Дайте нам, — кричали эти полумертвые, лежа на улице, — дайте нам кусок хлеба из отрубей, и мы оживем!» Матери не находили слов утешения для своих детей. «Бедное дитя мое, наступит скоро и твоя очередь, и ты отправишься вслед за другими!» Взрослые едва передвигали ноги. Нечего было и думать протянуть ног, улечься: страшная, невыносимая боль начиналась во всем теле. Не все были в состоянии переносить страдания. Нашлись такие, которые решились бежать в лагерь католиков; но они были все убиты; нашелся и отец, пожравший труп собственного ребенка, но он жестоко поплатился за это: его сожгли живьем на городской площади. Смертность усилилась в страшных размерах. На улицах и в домах валялись трупы. Пасторам приходилось совершать погребение каждый день. В течение 6 недель умерло более 500 человек, и около двухсот были близки к смерти. Были дни, когда за раз закапывали в землю человек по тридцати.

То была медленная агония смерти, от которой спастись не было возможности. Ничтожный запас припасов, сбереженный для солдат, истощался, и уделить что-либо бедным — значило лишить город гарнизона. Тогда городской совет решился на крайнюю и жестокую меру: он распорядился прогнать из города часть бедняков. Несчастные сопротивлялись, — их силою заставили выйти из города, а католики прогнали их из лагеря, и все они погибли от голода. В одной хижине солдаты, отправившиеся для фуражировки, нашли трупы мужчины и женщины и двоих детей едва живых… Но и это средство не помогло: голод и неразлучный спутник его смертность, увеличивались все более и более.

Страдания, которые приходилось переносить жителям, были ужасны, а между тем их энергия, их решимость не отдаваться в руки врага не ослабевали. Никто не осмеливался заговорить о сдаче: чувство ненависти к католицизму, сознание величия и святости защищаемого дела пересиливало все мучения. И это настроение охватывало большинство жителей. «Я знал, — пишет Лери, — десятилетнего мальчика, который в предсмертной агонии утешал родителей, рыдавших у его постели, сжимавших его руки и ноги, сухие, как палки». «Зачем вы плачете? — говорил он им. — Я не прошу у вас хлеба: я знаю, что у вас нет его. Но если Богу угодно, чтобы я умер от голода, надобно принимать с благодарностью его волю. Разве Лазарь не умер от голода? Разве я не читал об этом в Библии?» А среди взрослых немало было таких, которые покорно переносили страдания. Они молились, просили о милосердии, но клялись пред волею божества, карающего за грехи. Большинство солдат, которым делали частые смотры, выглядывали бодро и готовы были драться с врагами до истощения сил, выказывали желание вступить в борьбу с католиками и охотно клялись защищать города, несмотря ни на что. Правда, были изменники, но их было немного; да они жестоко расплачивались за измену: им приходилось выдерживать долгое тюремное заключение.

Страница