Феодальная аристократия и кальвинисты во Франции - читать онлайн книгу. Автор: Иван Лучицкий cтр.№ 102

Исходный пункт теории лежал в условиях времени и обнимал интересы всей партии, всех ее элементов, — дальнейшее развитие переходило уже на почву интересов знати, к которым прилаживались и интересы других сословий.

Король издал эдикт о том, что лишь одна католическая религия должна существовать в его государстве, и составил с этою целью формулу отречения от ереси, формулу, которую обязаны были подписать все гугеноты, т. е. другими словами, они обязаны были сделаться папистами, идолопоклонниками.

Вправе ли король потребовать этого у подданных, обязаны ли подданные повиноваться подобным приказаниям?

Подобный вопрос уже был однажды выдвинут на сцену и выдвинут благодаря отказу королевской власти поддерживать реформу. Его затронул Кальвин, но не разрешил вполне, как не разрешили и его последователи. Теперь, в 1572 г., его выдвигали вновь и выдвигали вследствие более резких и решительных требований со стороны власти. Зато и ответ стал вполне ясен для гугенотов, и они не впали вновь в то противоречие, в которое впал Кальвин, когда запрещал «верным» подымать оружие против короля.

На земле нет власти, — так говорили теперь гугеноты, — которой должно было бы повиноваться безусловно, потому что не всегда требует она лишь того, что справедливо, что согласно с религией ^[1114]. Неизменна и справедлива одна только воля Божия ^[1115]. Власть свою на земле Бог передает королям, которые являются как бы его делегатами. Но он не отказывается от нее: он один-единственный владыка и повелитель всего сущего; короли же не более, как его вассалы, которым он вручил меч с тем, чтобы они блюли закон его. А по феодальному праву вассал получает приказания от сюзерена и должен выполнять их. Если он нарушит их, то лишается своих прав ^[1116]. Но, с другой стороны, и народ находится в тех же отношениях к Царю царей ^[1117]. Следовательно, если король станет требовать чего-либо противного повелениям божиим, а народ окажет повиновение, то этим нарушит свои обязательства по отношению к верховному сюзерену, — а он угрожает гибелью ослушникам его приказаний ^[1118]. Понятно, отсюда, что Богу должно оказывать полное повиновение, потому что иначе можно стать мятежниками ^[1119]. Если король потребует нарушения приказаний божества, то хотя он и сюзерен народа, народ обязан отказать ему в повиновении ^[1120]: его власть и воля имеют силу и должны быть исполняемы лишь дотоле, пока он не требует нерелигиозных или безнравственных действий ^[1121]. Но едва только он потребует поклонения идолам или отступничества от истинной религии и оскорбления ее, — всякое повиновение должно быть устранено: иначе, «мы уподобимся тем нечестивым, которые почитали тиранов, как богов», или тем, которых «Бог проклял устами пророка Михея» ^[1122].

Но отказывать власти в повиновении еще не значит покончить все дело. Что если власть силою станет требовать исполнения своих приказаний? Оставаться ли и тогда народу в состоянии пассивного сопротивления? Нет! Он может, даже должен сопротивляться власти, хотя бы и с оружием в руках ^[1123]. Потому что при защите дела религии нет различия между оружием духовным и материальным ^[1124]. Как и короли, народ заключил с Царем царей особый договор, в силу которого он обязан выполнять все предписания его ^[1125]; наравне с королем он вассал верховного сюзерена и обязан в одинаковой степени с королем блюсти церковь ^[1126]. Как вассал, народ должен защищать интересы своего верховного сюзерена и отражать нарушение его прав и приказаний тем же оружием, каким производится нарушение ^[1127].

Так всегда поступал народ израильский ^[1128], так должно поступать теперь.

Итак, борьба с властью из-за нарушения ею истины, из-за преследования ее и требования от подданных поклонения идолам санкционировалось вполне. Она была признана не только делом возможным, но и обязательным для народа, который должен был защищать «свет истины» всеми силами и средствами против насильственных стремлений водворит тьму.

Но гугеноты не остановились на этом: то, что они возводили теперь в теорию, они выполняли на практике и прежде; а между тем Варфоломеевская резня выдвигала на сцену и другие вопросы, а не одни религиозные, и выдвигала еще с большею резкостью и определенностью.