Система РФ. Источники российского стратегического поведения: метод George F. Kennan - читать онлайн книгу. Автор: Глеб Павловский cтр.№ 27

* * *

Геополитика: влияние на мышление. Геополитическое мышление недружественно к реальности. Окидывая взором большое мировое поле, оно подозревает прячущуюся «за всем этим» западню, вражеский камуфляж. Геополитик рвется к «большой шахматной доске», лишь чтобы выискать и вытащить из-под игрового стола спрятанного под ним злого карлика.

Есть восточный терапевтический принцип, общий и всем реалистическим школам мысли: факты дружественны. Но геополитик глядит на вещи искоса, не собираясь с ними дружить, ни даже сосуществовать. Отсюда страна, понятая как пространство страны (первое упрощение), которой мыслит геополитика, лишена автономной негеополитической динамики. Она заранее исключена, вычтена из мира, с которым борется или просто отбивается.

Всемирность – в полном расхождении с большинством русских классиков, учителей и мыслителей XIX века – не есть ни место России, ни ее предмет. Тем самым и XVIII–XIX века России, в их установившемся значении этически императивного русского опыта, ядра русской традиции, выпадают. Русской культуре здесь просто нет места. Взамен приходится конструировать нечто искусственное, суррогатное, замещающее свое.

6

Цымбурский замечает, что объединение Италии может быть описано как проекция международных интриг на национальное строительство. Это заставляет меня выдвинуть догадку, не претендующую, впрочем, на ранг гипотезы.

Уж не несет ли геополитика внутри себя импринт истории середины XIX века? с его устойчивыми проблемами, наподобие «восточного вопроса», с бесчисленными «священными» и «вечными» союзами, нарушение которых предполагалось сторонами уже в момент заключения? с его невероятными суперперсонажами, сто́ящими целых сверхдержав? Таков император Николай Павлович – в непрочном, но программном и роковом для русской культуры союзе с Александром Пушкиным. Таковы оба Наполеона – и последний чуть не более, чем первый. Таков же, разумеется, Бисмарк – любимейшая из кукол геополитиков. Затасканная до потери различимости матрешка гениального тактика и политконсультанта императоров внутри довольно среднего стратега. Не пытавшегося ничего строить на вечные времена.

* * *

Михаил Гефтер в принципе отвергал теоретический статус геополитики. Говоря о ялтинской трагедии мира после 1945 года – как мира, не нашедшего себе адекватного языка и пожранного «чудовищем геополитики», он именует симптом патологии, а не ссылается на науку.

Неудивительно, что такой призрак XIX века, как геополитика, в ХХ веке стал обманщиком и сам был обманут. Геополитика не предвидела сингулярности перехода структуры мира в новое состояние. Но не предвидела она и мощи инерции архаического.

Едва ли создание НАТО было материализацией Больших Пространств Маккиндера и Хаусхоффера. Скорее, само НАТО являлось ожившим архаизмом в умственном вакууме конца 40-х гг. – где мозги Запада и Востока не успели додумать альтернативу открытого мира.

Архаизмом является и сама РФ – осколок сталинской управленческой архитектуры применения внутрисоюзных конструкций к решению мировых задач, безразличных к собственно задачам советского общества.

* * *

Геополитика как оружие обороны. Притом что российская геополитическая макулатура выглядит комично, нельзя не заметить, насколько вся она проникнута идеей защиты. Это акцентуированность, сама по себе подозрительная для теории. Даже в теориях войны и военной стратегии оборона занимает не столь премиальное место. Здесь ярко выступает невротический мотив нашей геополитики, делающий чтение ее истинным пиром психоаналитика.

Склонность прагматики русских пространственных теорий к выстраиванию защит и оборон убийственно разрушительна для решения собственно важной рациональной задачи – защиты пространства. Недаром «выстраивание защит» – известнейший симптом ряда психических расстройств.

* * *

Геополитика как боевое искусство. Тонким надо признать и замечание Цымбурского о «стратегическом блоке геополитики» – преобразующем картины мира в цели и задачи конкретного игрока. Здесь скрытым образом вводится та самая личность, что прежде была изгнана геополитическим этатизмом. Вводится в роли политического потенциала – каковым она и является, часто – в решающей степени. Это сразу убивает интерес к геополитическим кубикам из глобуса, нарезанного на гомогенные доли.

Любопытно его представление терроризма как техники «геополитической акупунктуры – точечных акций, достигающих изменения имиджа стран, регионов и мира в целом». Здесь он говорит о имагинативном начале в геополитике и даже о «минималистской геополитике, не формулирующей собственных программных геополитических образов и сюжетов… сводящейся к реагированию на непосредственно воспринимаемые раздражители». Геополитическая акупунктура террора по Цымбурскому – это, конечно, Шамиль Басаев или Бен-Ладен. Эти люди не только не стремились к «организации Больших Пространств», но явно к их разрушению и отчасти (что касается второго) в этом преуспевали. Они не политики в обычном смысле слова, и не просто бандиты – но кто они? Этот вопрос остается нерешенным и даже неинтересным для геополитики во всех известных ее формах. Зато он обслуживает самую популярную и известную каждому геополитическую конспирологию. Та завлекает миллионы умов «совершенно очевидными» догадками о том, «кого обслуживают» мастера террористической акупунктуры.

7

В сущности, Цымбурский ведет поиск критической теории о России. То есть теории, которая не будет разнесением проблем России по отраслям – с дроблением, теряющим целое, открывая путь для манипуляций. Где каждый может выбрать более удобную ему теорию, а выгода маскируется под выбор концептуальной школы: таковы «институционализм», «монетаризм» и т. п.

Должен признаться, читая рукопись Цымбурского и выдвигая едкие критические догадки в адрес геополитики, я не раз уже через несколько страниц встречал их, уже как критику самого Цымбурского. Это касается и очевидной «проектности» мотивов геополитика, и склонности геополитиков к «вчитыванию политического в неполитические субстанции» (формула самого Цымбурского). Он ясно видит, что конструкции геополитики не обращены к научному сообществу, но к субъектно организованной, политически действующей части общества – так называемому политическому классу.

* * *

Цымбурский признает, что сквозной чертой, объединяющей разные школы геополитики, является ее проектность. В основе – воля проектировать. Действовать именем «самой реальности», не исследуя ее толком. Исследование в политике – всегда лишь демаркация военно-стратегических полей (но тогда полезнее карты Генштаба) либо коллекция примеров, не подлежащих Попперовым критериям истинности.

Геополитика появляется в момент того, что Гефтер именует «уходом исторического» из жизненного мира homo sapiens. Всплески геополитики – в конце XIX – начале ХХ в., в 30-е, затем в 40–50-е годы и, наконец, в начале ХХI века – совпадают с обнаружением тупиков-пределов органичного для homo historicus «историцистского» действия. Определению Цымбурским старта геополитики как «волевого политического акта, отталкивающегося от потенций, усмотренных в конкретном пространстве» недостает продолжения: «…при дефиците ресурсов исторического действия и его инструментария».