Одежда ныряльщика лежит пуста - читать онлайн книгу. Автор: Вендела Вида cтр.№ 2

Ты училась на стипендию в дорогой женской школе, и матери других учениц в основном не работали, поэтому твоей матери хотелось сказать любой из тех матерей, кому вздумалось бы на вас глазеть (а они всегда глазели): «Да, мы из среднего класса, да, я работаю, но моя дочь ничуть от этого не страдает – посмотрите, какие у нее аккуратные, тугие косы». По причинам, которых ты тогда не понимала, твоей сестре-двойняшке стипендию в ту школу не дали, и она ходила в обычную, рядом с домом. Но тебе никогда не было ее жаль: она всегда была красивее (вы – разнояйцовые близнецы, не на одно лицо) и общительнее. В результате этого сочетания она чаще попадала в переделки. Она носила короткую стрижку, даже когда стрижки были не в моде, но мода на стрижки всегда возвращалась. Ты же, напротив, до седьмого класса ходила с косичками.

Девочка с косичками по другую сторону от прохода, сидящая на коленях у матери, раз за разом вырывает тебя из пучины сна визгами, за каждым из которых следует материнская попытка ее успокоить. Эти материнские усилия оказываются чуть ли не громче криков самой девочки, словно ее мать пытается убедить всех вокруг: «Видите, я стараюсь изо всех сил». Ты бросаешь на нее осуждающий взгляд, при этом понимая, что, если у тебя когда-нибудь будут собственные дети, ты будешь делать то же самое – успокаивать слишком громко. В женской школе ты сделала одно наблюдение: половина родительских усилий – это игра на публику.

Когда самолет начинает снижаться над Касабланкой, ты сортируешь вещи в рюкзаке. Тебе нужно будет сойти с самолета, не заговорив с женщиной в белых массивных рибоках из университета Флориды. Бизнесмен в соседнем кресле просыпается, пять раз быстро моргнув. Он одаривает тебя улыбкой, и ты вяло улыбаешься в ответ, потому что тебе завидно тому, что он выспался. Приземляясь, самолет чуть забирает влево, потом вправо, а потом выравнивается. Твои попутчики разражаются аплодисментами. Дверь кабины экипажа закрыта, значит, они аплодируют не пилотам. Они аплодируют, потому что их существование не прервалось, потому что они не лежат, объятые пламенем, на взлетной полосе, потому что они не распались на куски над Атлантикой. Для праздника жизни разрозненные аплодисменты кажутся слишком вялыми, поэтому ты предпочитаешь от них воздержаться.

Теперь, когда все встали в ожидании команды на выход, детские крики становятся еще громче, и родители уже не пытаются их успокаивать. Когда бортовой люк открывается, пассажиры единым осязаемым усилием бросаются к выходу. Все, кто еще не встал, встают. Пока ты берешь свои вещи – синий чемодан и безликий черный рюкзак, не привлекающий к себе внимания, которые ты купила вчера специально для этой поездки, – кто-то из заднего ряда пытается тебя подрезать. В путешествиях по воздуху так всегда: попутчики дружно аплодируют, потому что остались в живых, а потом подрезают тебя, чтобы выйти на четыре секунды раньше.

В отличие от женщин со встречи выпускников, тебе не нужно ждать получения багажа, поэтому ты проходишь мимо них, прямиком к паспортному контролю. Ты заказала трансфер, и тебе сообщили, что у водителя будет табличка. Ты видишь его сразу же: худого парня в черных джинсах с листком желтоватой бумаги, на котором накорябано твое имя. Он написал твое имя на французский манер, что неудивительно. В своей женской школе ты учила французский, потому что школу основала богатая наследница из Парижа, и французский был обязательным для всех учениц. Теперь, говоря на этом языке своей юности, ты замечаешь, что вспоминаешь слова, которые даже думала, что знаешь, и делаешь ошибки, которые тут же осознаешь. Ты спрашиваешь водителя, сколько ехать до отеля (тридцать минут), какая стоит погода (дожди), и говорить больше и не о чем. Он спрашивает, откуда ты, и ты отвечаешь, что из Флориды, и он говорит, что бывал в Айдахо, чтобы навестить родственников. Ты улыбаешься и говоришь, что там красиво. «C’est beau là» ^[3]. Он соглашается. Ты никогда не бывала в Айдахо.

Небо за окном микроавтобуса белое, а трава – зеленая. Вы едете мимо пустых парковок, щитов с рекламой сотовой связи и автомобилей, и вдруг впереди вырастают кремовые дома Касабланки. Ты видишь, как молодые парни голосуют на дороге, и водитель говорит, что они пытаются добраться до школы, колледжа. Ты спрашиваешь, ходят ли здесь автобусы. Он отвечает, что да, ходят, но они не хотят ждать автобуса.

Количество машин на дорогах Касабланке ужасает, и водитель говорит, что их всегда столько. Тебе жаль, что ты прослушала, когда он представлялся, потому что теперь уже слишком поздно снова спрашивать, как его зовут, а ты вообще этого не помнишь. На светофоре в бок микроавтобуса врезается человек на мотоцикле с прикрепленным сзади багажником камуфляжной расцветки. Он пытался обогнать вас в потоке машин. Несмотря на то, что вы находитесь на проезжей части, водитель глушит мотор, выходит наружу, и они принимаются скандалить посреди дороги. Оба орут, водитель возбужденно жестикулирует, потом залезает обратно в микроавтобус, и вы едете дальше, то и дело резко притормаживая.

Теперь улицы кажутся тебе дикими – слишком много грузовиков, выхлопных газов и возможностей для столкновения микроавтобусов с мотоциклами. Здания вокруг уродливы. Когда-то они были побелены, но теперь припудрены копотью. За окном нет ничего, кроме потока машин. Тебе не терпится оказаться в своем гостиничном номере.

Вы проезжаете мимо фешенебельного «Ридженси», дорогущего с виду «Софителя» ^[4], и, когда водитель говорит, что твой отель уже близко, ты радуешься, думая, что он окажется не хуже этих высоких стеклянных зданий. Тебе говорили, что твой отель, «Золотой тюльпан», вполне комфортабелен, и ты предвкушала этот комфорт в самолете и в микроавтобусе, но, подъехав к отелю, ты разочарована. У «Золотого тюльпана» блестящий черный вход с двумя длинными растяжками, на одной из которых реклама ресторана, а на другой – бассейна. Он выглядит как типичный туристический отель, в которых большие группы обычно останавливаются на пару ночей, прежде чем переехать в следующий пункт своего маршрута. Пока водитель паркуется у обочины, ты видишь и слышишь, как из парадной двери выходят американские и британские туристы. Ты расстроена, но чего ты ожидала? Что там будет полно местных? Это же отель.

Водитель открывает боковую дверь микроавтобуса и достает из багажника твой чемодан. Ты даешь ему чаевые в долларах, потому что это все, что у тебя есть. Ты сняла триста долларов в международном аэропорту Майами, потому что в поездках в страны вроде Кубы и Аргентины поняла, как полезно иметь с собой наличные в американской валюте. Ты одариваешь водителя двадцатидолларовой банкнотой. Потом ты будешь гадать, не в этом ли была твоя первая ошибка.

На входе в отель ты проходишь через рамку – такую же, как в аэропорту, – но рюкзак со спины не снимаешь, а чемодан крепко держишь за ручку. Посыльные предлагают взять у тебя багаж, но ты отвечаешь, что справишься сама. Вернее: «Нет, все в порядке. Я в порядке».

Вдоль стены гостиничного холла приставлена длинная черная скамья, но, кроме нее, сесть больше некуда, ни одного удобного кресла или стула. Этот холл – не место для праздношатания. Ты подходишь к регистрационной стойке и встаешь в очередь за парой, которая уже регистрируется. В холле мало народу, и тебе непонятно, почему оба администратора за стойкой – оба в сине-серых костюмах – настолько измучены.