Отель нанял молодого парня в клетчатой рубашке и белых кедах отвезти тебя в полицейский участок. Ты понятия не имеешь, какова его связь с отелем, – униформы на нем нет, – но у него добрые глаза, зеленые, как кожаный переплет старинного атласа, и ты веришь, что он отвезет тебя, куда нужно.
Парень открывает тебе заднюю дверцу, и ты садишься в машину. На полу перед соседним сиденьем стоит пара мужских кожаных туфель, и тебе любопытно, что они там делают.
Судя по часам на приборной доске, уже третий час дня. Когда успело пройти столько времени? Это правильное время или вчерашнее? Ты знаешь про перевод часов. Тебе кажется странным, что здесь переводят часы посреди недели, а не в два часа ночи по воскресеньям, как дома. Ты пытаешься вспомнить, какой день недели считается здесь выходным, и решаешь спросить у водителя. Но вместо этого ты смотришь в окно на окружающий тебя поток транспорта, а устав от всех этих машин, лиц и серого газа, клубящегося из выхлопных труб, поднимаешь стекло и смотришь на туфли.
– Вы знать Пол Боулз? – спрашивает водитель ни с того ни с сего. Ты как раз сидишь, уставившись на кожаные туфли, и поэтому у тебя мелькает мысль, что он сейчас скажет, то они принадлежали Полу Боулзу.
– Да. – Тебе известно, кто такой Пол Боулз. В университете ты посвятила ему параграф или даже целую страницу в эссе про богему после Второй мировой войны. Сам предмет ничуть тебя не интересовал ни до, ни после, – ты записалась на этот факультатив только потому, что была заинтригована преподавательницей. Она сильно пострадала при пожаре – две трети ее тела были покрыты шрамами от ожогов, но это лишь усиливало ее привлекательность. Ты не единственная так думала: в аудиторию битком набивались будущие театральные критики и начинающие поэты мужского пола. Ты была единственной спортсменкой в группе. Когда ты пришла к ней в кабинет обсудить свое посредственное эссе, она исступленно втирала себе в блестящие красные запястья и локти сиреневого оттенка сильно пахнущий крем с витамином Е. Большой флакон этого крема стоял у нее на углу письменного стола, там, где кто-нибудь другой поставил бы разноцветное пресс-папье. Каждый раз, когда она шумно выдавливала себе в ладонь струйку крема, ты молча восхищалась фотографиями в рамочках, изображавшими ее детей в купальных костюмах и с безупречно гладкой кожей.
– Все знать Марокко из-за Пол Боулз, – говорит водитель. – Мой отец читать для мистер Боулз.
– Читал ему? – Ты уверена, что Пол Боулз умел читать.
– В конце жизни мистер Боулз не видеть хорошо. Мой отец жить в том же доме, и иногда мистер Боулз просить соседей почитать ему, и поэтому иногда он просить отца.
– Круто, – отвечаешь ты, потому что не можешь придумать ничего получше.
– Да.
Вы оба снова замолкаете, наблюдая за вставшим потоком машин.
– Тут всегда такие пробки?
– В Касабланке самые большие пробки во всем Марокко.
Тебе даже не видно дороги, потому что впереди стоят шесть больших грузовиков.
– Так много грузовиков, – бессмысленно выдаешь ты.
– Да, грузовиков очень много, – отвечает водитель.
Голова тяжелеет, и ты понимаешь, что задремала. Часы на приборной доске показывают шесть минут четвертого.
– Простите. Я уснула. Мы почти приехали?
– Да, пять минут.
Через двадцать пять минут водитель тормозит у обочины. Здесь узкие тротуары и много магазинчиков. На улице толпятся десятки человек, они болтают с друзьями, паркуют машины. Водитель внимательно читает указания на паркометре, чтобы положить в него правильную сумму.
– Простите. У меня нет денег, – говоришь ты.
Водитель хмуро улыбается, словно ты бросила его на произвол судьбы перед невыполнимой задачей.
Вы вдвоем идете по запруженному людьми тротуару. Светит солнце, и тебе тепло, но для марокканцев еще явно слишком холодно: на многих мужчинах кожаные куртки, и на всех поголовно – длинные брюки. Ты не видишь ни одной женщины своего возраста, только девочек и старух. Твое поколение женского пола на улицах отсутствует.
– Мне сказали, что участок рядом с большим продуктовым магазином, – говорит водитель. Вы проходите мимо большого продуктового магазина, перед которым, рядом с выставленными наружу ящиками маленьких плодов стоят несколько курильщиков.
– Вот он.
Ты смотришь на ветхое здание, на крыше которого развевается марокканский флаг.
Вы входите в здание и поднимаетесь на два лестничных пролета. Мимо мужчина с женщиной несут детскую коляску без младенца. Стараешься не задаваться лишними вопросами и не пялиться. Вы с парнем в клетчатой рубашке заглядываете в один из кабинетов, и ты видишь полки со старыми обувными коробками, одна из которых обозначена буквами «А – Б», а следующая «Б – В». И так весь алфавит. Детская версия каталога.
Водитель обменивается несколькими фразами с полицейским, сидящим за столом в кабинете с обувными коробками. Водитель явно расстроен.
– В чем дело? – спрашиваешь ты.
– Это не тот участок.
– Что? Как это?
– В отеле мне сказали, что полицейский участок рядом с большим супермаркетом.
– Но мы видели большой супермаркет.
– Да, но есть еще один участок рядом с большим супермаркетом. Это там вас ждет начальник полиции.
Вы возвращаетесь в машину. Единственное, что тебя во всем этом радует, это то, что, возможно, другой участок оснащен получше. Может, там не хранят дела в обувных коробках.
Вы ныряете в полупарализованный поток машин. Ты снова дремлешь. Когда вы подъезжаете к другому полицейскому участку рядом с большим супермаркетом, тебе говорят, что уже шестой час и что начальник полиции ушел домой.
Ты спрашиваешь, можно ли подать заявление о краже кому-нибудь другому. Ты не хочешь ждать целую ночь.
Тебе отвечают, что это невозможно, – твое дело ведет лично начальник полиции.
Водитель возвращает тебя в «Золотой тюльпан». Зайдя в номер, ты с долей удивления обнаруживаешь, что чемодан по-прежнему лежит под кроватью. Переодеваешься в пижаму и заказываешь еду в номер. Когда официант из обслуживания номеров стучит в дверь, ты не открываешь. Вместо этого ты говоришь ему поставить поднос на пол под дверью.
Цыпленок зажарен весь целиком. Ты съедаешь несколько кусков, убираешь поднос с глаз долой и залезаешь под покрывало в цветочек. Это напоминает тебе о временах, когда ты ночевала у бабушки, – ты гостила у нее одна, без сестры, раз в неделю по пятницам, в комнате для гостей с кроватью, застланной тяжелым покрывалом. Заправлять постель по утрам в субботу было мучением. Ты откидывала покрывало, клала подушку на край сгиба, натягивала покрывало поверх подушки и заправляла край за изголовье. Бабушки твоих подруг не работали никогда, а твоя бабушка работала кассиром в универмаге. Ты заходила к ней в этот дорогой универмаг и наблюдала, как она расторопно считает доллары и умело складывает монеты в маленькие бумажные трубочки, которые из плоских становились круглыми. Когда она укладывала тебя спать, ее пальцы пахли грязным металлом. По ее маленькому дому были нарочно расставлены дорогие предметы, которые оказались у нее только потому, что каждое Рождество универмаг вместо бонуса выдавал ей кредит. Она обычно выбирала чаши из оранжевого стекла или фарфоровых уток, что тебя расстраивало. В магазине, где она работала, продавалось так много всего, что сверкало ярче и сияло позолотой.