Хозяйка лабиринта - читать онлайн книгу. Автор: Кейт Аткинсон cтр.№ 54

Учебник немецкого выскользнул у фройляйн из рук, как и следовало ожидать, и упал на пол, трепеща страницами, словно тяжелая дохлая птица – перьями. Джульетта подобрала учебник и вложила его в нетвердые руки фройляйн, кое-как уравновесив. Надо бы пригласить ее на обед, подумала Джульетта. Может быть, к Пагани, через дорогу. Фройляйн чрезвычайно хорошо вписалась бы в обстановку кафе «Моретти», но вряд ли ей там понравится.

– Что это? – спросила фройляйн Розенфельд.

Веснушчатое старушечье лицо вопросительно сморщилось при звуках музыки, снова сбежавшей из заточения.

– «Бобби Шафто», – ответила Джульетта. – Он уплыл в море с серебряными пряжками на чулках.

Ее объяснение, видимо, удовлетворило фройляйн Розенфельд – та кивнула и поплелась дальше по коридору. Она словно тащила на «вдовьем горбу» все бремя Европы. Оно гнуло ее к земле.

– Мисс Армстронг, мисс Армстронг! – Настойчивый шепот снова остановил Джульетту, которая было двинулась своей дорогой.

Она огляделась, но никого не заметила. Дверь в закуток для прослушивания была открыта. Джульетта заглянула туда и увидела Лестера Пеллинга, бледного как пахта. Вид у него был такой, словно его сейчас кондрашка хватит.

– Лестер, вам нехорошо?

– Я решил послушать «Прошлые жизни». – Наушники все еще висели у него на шее. – «Средневековую деревню». Она пошла в эфир сегодня утром.

– Насколько мне известно.

– А меня не было, потому что мисс Гиббс просила ей помочь с мисс Хейсти. Она сильно буянила. – Похоже, от одного воспоминания его опять охватил страх.

– И?.. – деликатно подтолкнула Джульетта.

– Мисс Гиббс сказала, что вы пошли к врачу, и запись прослушал мистер Лофтхаус.

– Я знаю.

– Ну… – Он набрался мужества. – Я его не люблю, мисс. Мистера Лофтхауса. Я его не люблю.

– Ничего страшного, Лестер. Я его тоже не люблю.

– Дело не в том, что у него нога. У него и с ушами что-то не то. Послушайте сами.

Лестер заламывал руки. Джульетта с самой войны не видела, чтобы кто-нибудь заламывал руки. Конечно, в войну Лестер был еще ребенком. Она встревожилась:

– Лестер, что там такое?

Он молча протянул ей другую пару наушников и надел свои. Осторожно опустил иголку на пластинку:

– Кажется, здесь.

Они послушали вместе.

– Господи, твоя власть, – сказала Джульетта. – Проиграйте еще раз.

Они послушали снова. Ничего не изменилось. Голос Роджера Фэрбразера – Мельника, Первого слуги и дублера Кухарки – произнес мягким, женственным голосом:

– Ах, долбись оно, долбись оно все.

Джульетта и Лестер сняли наушники и уставились друг на друга. Любой случайный зритель, увидя их в этот момент, решил бы, что они обращены в камень и на их лицах навеки застыло выражение абсолютного ужаса. Возможно, он принял бы их за жителей Помпеев.

Они медленно вернулись к жизни.

– У него возникли какие-то трудности с чтением роли, – припомнила Джульетта. – И он слегка вышел из себя. Он был при Дюнкерке, насколько я помню. Прендергаст говорил, что поступило много жалоб, но конкретно упомянул только слово «чертов». Хотя, говорят, люди слышат только то, что ожидают услышать.

«Мы верим только тому, чему хотим верить», – сказал ей однажды Перри.

– Не думаю, что младшие школьники ожидали услышать именно это. – Лестер ткнул пальцем в проигрыватель.

Оба уставились на него, будто ужасные слова еще звучали и их можно было увидеть.

– «Ах, долбись оно, долбись оно все», – пробормотала Джульетта, и Лестер дернулся – возможно, не столько из-за самого слова (в конце концов, отец у него был сволочь), сколько из-за его последствий. О том, есть ли разница, можно было бы устроить интересную дискуссию, но совершенно точно не сейчас. – Ритм, однако, отменный.

– Что нам теперь делать? – спросил Лестер.

– Я думаю, молчать как рыбы.

– И беречь эту запись?

– Боже мой, нет, конечно. Наоборот. Ее надо уничтожить. А если кто-нибудь пожалуется, все отрицать. Или сказать, что мы отправили запись в архив, а там ее потеряли. Эту передачу все равно не хранят в архиве – все наше идет прямиком на утилизацию. Черт побери, почему мы не могли работать в прямом эфире? Тогда можно было бы сказать, что они все просто ослышались. А теперь остались улики.

– Надо их уничтожить.

– Да.

– Я унесу запись домой, мисс, – предложил он храбро, словно речь шла о неразорвавшейся бомбе. – Я с ней разберусь.

В голове у Джульетты всплыли слова Сирила на месте другой катастрофы: «Ну же, мисс. Мы справимся. Вы берите за голову, а я возьму за ноги». Ее внезапно замутило.

Они услышали, как по коридору лязгает тележка, развозящая чай, – словно осадный механизм, – и неловко замолчали. Джульетта подумала, что они сидят тут как заговорщики – с тем же успехом могли бы, например, обсуждать, как взорвать Би-би-си. Довершить работу Гитлера.

– Нет, – вздохнула она. – Это моя ответственность. Я все сделаю. Наверно, уйду домой пораньше – у меня, кажется, голова сейчас разболится. Не переживайте, и не такое случается. Все будет хорошо.

Она вышла из редакции, держа проклятую пластинку на весу, словно несла ее в Дом вещания. Как только она начала переходить дорогу, на другой стороне показался именно тот человек, которого она сейчас меньше всего хотела видеть. Чарльз Лофтхаус.

– Джульетта! – любезно воскликнул он, когда они встретились посреди проезжей части. – Идете в Дом вещания? Надеюсь, ничего плохого не случилось?

– Почему у меня должно было случиться что-то плохое? – Она сильнее прижала пластинку к груди, словно защищая ее; мимо просвистел автомобиль – слишком близко. Сейчас кого-нибудь из нас переедут, подумала Джульетта. (Лучше пусть это будет Чарльз.) – Простите, Чарльз, мне нужно бежать. Увидимся завтра.

– Без сомнения.

Летящее мимо такси громко загудело и вильнуло, объезжая Чарльза, медленно хромающего к тротуару. Водитель выкрикнул ругательство, и Чарльз презрительно махнул ему рукой. Джульетта заметила, что сегодня хромота Чарльза доставляет ему особое неудобство. В войну Джульетта недолго встречалась с одним летчиком, потом он совершил аварийную посадку, возвращаясь с боевого вылета, и лишился ноги. Он делал вид, что его это не задевает, постоянно шутил, лежа на больничной койке, – «одна нога здесь, другая там», «одной ногой в могиле». Но увечье его доконало. Он отравился газом на кухне у своей матери через неделю после выписки из госпиталя. Джульетта дико разозлилась на него. Подумаешь, это всего лишь нога, доказывала она его призраку. Я бы его не бросила, думала она. В конце концов, у него еще вторая нога оставалась. Но может быть, это ей сейчас легко говорить. Если честно, они были едва знакомы, а Джульетта в своей жизни рано или поздно неминуемо бросала всех. Кроме матери. Иногда Джульетте казалось, что в ней есть какой-то непоправимый изъян. Трещина в золотой чаше – невидимая глазу, но единожды узнав о ней, уже не забудешь.