Христианство и страх - читать онлайн книгу. Автор: Оскар Пфистер cтр.№ 79

То, что было сказано об импульсах, применимо ко многим другим сферам проявления жизненных сил. Наше «Я» воспринимает эти импульсы как потребность, и отказ от них без компенсации грозит появлением страха. Строгость религиозных и нравственных требований Рима распространилась на огромное число подданных и проникла в самые сокровенные центры мыслящей личности. Жизненный идеал католичества – монашеские обеты, хотя и не ожидается, что их примет вся община. Обет целибата означает отказ от жены, детей, семьи; обет послушания – отказ от права на свободное мышление и самоопределение; обет бедности – отказ от собственности, от власти, связанной с обладанием деньгами, от мирского авторитета и от радостей жизни, зависящих от денег. Если расценить масштаб и интенсивность этих отказов, то нужно признать: чтобы те, кто не обладает такой жизненной стойкостью, не пали жертвами страха, должна появиться возможность для мощнейших компенсаций.

Но и миряне должны налагать на себя суровые ограничения по велению Церкви! За пределы евангельских правил с их далеко идущими последствиями выходит требование Церкви во всем, что касается веры, жертвовать любым свободным мышлением. И сегодня католические богословы уверяют, что католик может и даже должен использовать силу своего мышления и в религиозных вопросах, но не преминут добавить, что идея, рожденная в процессе мышления, не должна противоречить догматам Римской Церкви. А история напоминает о пыточных камерах и кострах инквизиции, прекратившей свою палаческую работу лишь после протестов цивилизованных и совестливых людей всего мира. Кроме того, на сегодняшний день самые страшные угрозы вечными муками столь же сильны, как во времена средневековой ecclesia triumphans, Церкви торжествующей! Католическим богословам отказано даже в праве критиковать Библию. Я анализировал одного благочестивого священника, который испытывал несказанный страх, ибо, будучи знатоком греческого, видел множество ошибок в церковном переводе Иеронима. Но если он отдаст предпочтение изначальному тексту, это посчитают грехом! Карл Адам уверяет, что Католическая Церковь отрицает «намерение нападать на автономию и независимость светских наук в вопросах методологии» ^[392]. Если так, то да, это новшество широчайшего масштаба. Учение Галилея и Коперника было осуждено римской инквизицией в 1616 году, и 26 июня 1633 года Галилею пришлось на коленях отречься от своих взглядов. Только в 1827 году гелиоцентрическая система была одобрена, и только в 1835-м произведения в ее защиту были удалены из списка запрещенных книг. Но если отвергнуть идею о том, что творение мира произошло за шесть дней, не разрушает ли это одну из основ католичества – веру в абсолютную надежность и богодухновенность библейских слов? Или это не критика Библии?

Есть повод радоваться тому, что Карл Адам искренне защищает методы светских наук. И все же справедливо будет указать, что его идеи вызывают сомнения у других специалистов по догматике и что такая позиция несовместима ни с церковным учением о богодухновенности Писания, ни с его папским толкованием. По мнению Бернарда Хартмана ^[393], Ветхий и Новый Заветы написаны под воздействием Святого Духа и сам Бог является их творцом. Лев XIII толкует так: «Сам Бог избрал и определил авторов Библии с помощью сверхъестественных сил, и во время написания пребывал с ними рядом, чтобы они верно поняли все, что Он велел им написать, и ничего больше, и чтобы они вдохновились волей надежно изложить это и выразить подобающим образом и с непогрешимой истинностью. Будь это не так, Он не был бы Творцом всего Священного Писания» ^[394]. Хартман ясно объясняет, что попытка католических авторов ограничиться верой и моралью, исключив чисто исторические и естественнонаучные вопросы, не нашла одобрения Католической Церкви (S. 21). Авторитетный католический специалист по догматике признает, что возражения современных экзегетов, согласно которым ветхозаветные высказывания об астрономии, физике и других науках показывают уровень развития Древнего Израиля где-то на уровне аборигенов Австралии, чаще всего справедливы (S. 22), и на сегодняшний день сложности больше не устранить аллегорическим толкованием. Несмотря на это, Хартман приходит к выводу, что Священное Писание непогрешимо и что если Церковь устанавливает догму, то именно через провозглашение ее непогрешимости. «Объяснение, как и в какой степени это случилось, Церковь в этом вопросе, как и всегда, предоставляет богословам» (S. 23). Есть некая градация непогрешимости? Непогрешимый, чуть непогрешимей, непогрешимейший? Как может некто послушно верить в сотворение мира за шесть дней, ибо он католик, – и в то же время, как образованный человек, разделять идею о том, что путь эволюции заключал в себе совершенно иной ряд событий? Как может некто, наделенный способностью логически мыслить, осознавать явные противоречия в Библии – и отрицать их, как католик?

Другой наш современник, Франц Дикамп, специалист по католической догматике, тоже провозгласил, что Библия вдохновлена божественным духом и, следовательно, непогрешима, причем эти качества распространяются и на природу, и на историю. Противоречий с научным познанием он не отрицает, он пытается снять их утверждением о том, что Библия должна была отражать «не научную истину, но истину в том виде, как та представала очевидцам». Автору пришлось построить фразу именно так, чтобы его поняли ^[395]. Дикамп что, своими глазами видел, как мир создавался за шесть дней? Или это видели вдохновленные составители Библии? Такие высказывания в устах ученого говорят о сильных угрызениях совести, которые причиняет верующему и образованному католику столкновение догмы и науки. Везде, где Священное Писание противоречит светским наукам, Римская Церковь должна требовать от своих сыновей смирять логическое и научное мышление, иначе рухнет главная опора ее системы – учение о богодухновенности Библии.

Католичество явно нацелено на «мир иной» ^[396] и тем обесценивает и отрицает разнообразные удовольствия, доступные обычным людям. И этот запрет не ограничивается теми «радостями», какие считают низменными светская философия и протестантская этика, – сюда входят и другие удовольствия, которые, по мнению светских и протестантских моралистов, несут высокое нравственное значение, та же свобода мысли. И вот, страх уже на пороге, и, очевидно, в католичестве такой итог даже желанен. Совершенно ясно: Римская Церковь радикально пересмотрела этику Иисуса. Мог ли Иисус пытать еретиков до смерти? В Евангелиях говорится, что Он наставлял заблудших. Мог ли он истреблять тех, кто не принимал Его учения или принимал не полностью? Во имя того, кто принес людям религию любви и умер за них, люди создали инстанции, злодейства которых превзошли самые жестокие выходки дикарей! Разве это не показывает, что основу, которую хотел заложить в души верующих Иисус, просто снесли под корень?