Христианство и страх - читать онлайн книгу. Автор: Оскар Пфистер cтр.№ 80

Страница

Да, Римская Церковь очень много делала для больных и бедных и снискала себе немало заслуг; но несомненна огромная пропасть между ее деяниями и главной заповедью Иисуса – христианской любовью. По мнению Хайлера, «Церковь эта совершенно лишена любви, особенно это касается тех, кто в ней облечен властью, и тех богословов, что ее защищают. Римская Церковь бедна любовью и равнодушна» ^[397]. И самое удивительное то – объяснение этому даст лишь глубинная психология, – что нарушения нравственных заповедей, вопреки этике Иисуса, наказываются гораздо слабее, нежели проступки против церковной веры! К подлым преступлениям нередко проявляли заметное снисхождение. Бог представляется хитроумным догматиком, который за любое отступление от ортодоксии, для человека нецерковного совершенно маловажное, мстит самым гневным образом, даже если неортодоксальная точка зрения родилась из пламенеющей любви ко Христу, из добросовестного изучения Священного Писания, из честного стремления к истине. Но как только еретик отречется от своих честных религиозных убеждений, пойдет на обман, а возможно, даже солжет под присягой и скажет, что теперь верит в то, чему учит Рим, Церковь снова проявит к нему милость и одарит уверениями в будущем блаженстве, прощением грехов и гарантией вечной жизни. И эти уверения предоставляются без оговорки о том, что вера кающегося должна быть искренней! Они даются совершенно безусловно! Недостаток любви, от которой христиане-некатолики и сегодня страдают в католических странах, никуда не исчез. И ничего не меняет тот факт, что Католическая Церковь породила великих героев любви к ближнему, таких как Франциск Ассизский, Викентий де Поль, отец Дамиан… Типичный образ – святая Елизавета: благодетельница бедных и прокаженных, она не желала видеть своих детей. Она целовала раны прокаженным, но духовником выбрала Конрада Марбургского – чудовищного садиста, церковного инквизитора, в годы своего ужасного шестилетнего правления мучившего и сжигавшего «и виновных, и безвинных» ^[398], – и позволяла ему бичевать ее до крови; она заставила одну женщину исповедоваться под ударами розог и в 24 года замучила себя постом до смерти. И что, такое саморазрушение в духе Христа? Но Елизавета была причислена к лику святых, как и в 1867 году – Педро Арбуэс, свирепый гонитель и один из страшнейших инквизиторов ^[399]. С любовью к ближнему такое несовместимо, и если апологеты указывают на его героизм во имя веры, то это точно не вера, действующая любовью, – единственная, что верна во Христе, согласно свидетельству Павла, и, следовательно, единственная верная для христиан (Гал. 5:6). Слова об искажениях любви следует понимать с точки зрения психологии, как простую иллюстрацию и подтверждение того, о чем нам постоянно напоминает учение о неврозах. Изучение христианских методов, призванных совладать со страхом, не позволяет нам об этом молчать.

От свободы личности, если относить к ней самоопределение, в католичестве остается немного. Хотя неоспоримо: в границах, установленных обетом послушания догме, искреннее христианское милосердие часто сияет во всем своем блеске. Очень характерно утверждение Карла Адама: «Богословы единогласно отвергли интеллектуальный подход, при котором нравственное поведение определяется исключительно страхом и навязчивыми состояниями» ^[400]. Тем самым он не отрицает, что оно ими тоже определялось, и то, как далеко может завести этот страх, нам показывает, помимо прочих, Альфонсо де Лигуори, причисленный к лику святых в 1839 году, а в 1871-м получивший титул doctor ecclesiae – «учитель Церкви»; иными словами, его жизнь и учение были официально признаны образцом католического благочестия и нравственности. Этот человек, чье нравственное богословие в XIX веке господствовало в обучении клириков и в практике исповеди ^[401], был переполнен таким благочестивым страхом, что «не пил ни капли воды, не спросив разрешения у духовника» ^[402]. Один из членов его ордена в житии святого сообщает: «Будучи епископом, он принимал женщин только в присутствии слуги (NB.: душепопечительство, достойное сожаления!). Одну старушку он однажды принимал так: та сидела на одном конце очень длинной скамьи, а он, повернувшись к ней спиной, на другом. На конфирмации женщин, давая предписанную Церковью пощечину, он никогда не прикасался к щеке, а только к головному убору конфирмантки» ^[403]. При этом на исповеди он задавал такие вопросы на сексуальные темы, которые любой приличный беспристрастный человек счел бы верхом бесстыдной назойливости, и тем внушал ничего не подозревающим людям, в том числе и детям, столь грязные фантазии, которые тем бы и в голову не пришли. Какое уродование нравственной личности – и свободы, достигнутой Христом и закрепленной Павлом! Неудивительно, что у этого святого мы встречаем сочетание чудовищной сексуальной любознательности в исповедальне с поистине экстремальной дотошностью; жажду вызвать сочувствие кающихся – и робость перед женщинами. Пример Альфонсо Марии де Лигуори невероятно поучителен для понимания действия страха на этику в католичестве.

Почти в каждом неврозе навязчивых состояний, как и во многих истериях, проявляется утрата любви. Часто больной настолько занят своим характерным частным ритуалом, что ни для Бога, ни для мира у него не остается или почти не остается чувств. Часто за проявляемой внешне неуемной любовью и заботой стоит скрытое желание мучить других, и общий итог любви достоин сожаления. Одна невротичка, которую я наблюдал, так замучила супруга гигиеной, что он счел свой легкий невроз тяжелой болезнью, стал следить за собой с чрезмерной тревогой и бросил работу, отчего радости в его жизни стало намного меньше, а может, и вообще не стало. Причина таких искажений, как мы показали – в вытеснении и в блокировке любви. В стремлении проявиться невроз выбирает другую дорогу – путь навязчивых представлений и действий. В любви нет страха, в страхе нет любв и.

Мы уже говорили о недостатке любви к людям и миру, проявленном в католичестве. Согласно Евангелию, стремление к любви может воплотиться в отношениях с Богом. Но мы видели, как Бог превратился в rex tremendae majestatis – во властителя, внушающего трепет своим величием, – и почти утратил черты, отличавшие Небесного Отца, о котором рассказывал Иисус, от любого другого представления о Боге. Эти черты воплотил сам Иисус: любовь к бедным и слабым; милость, раскрывшая объятия блудному сыну, не требуя ничего взамен; святость как проявление отеческой любви, желающей лишь помочь людям и достичь того, что лучше для них. Сила, присущая вере в загробную жизнь и одолевающая страх, ослабевает; страшные черты новозаветной эсхатологии оттесняют любовь и отдают ужасу главенство. Но любовь к Богу и людям, как мы и сказали, празднует победу – и триумфальную, и смиренную, – во многих католиках, и таких побед над страхом великое множество. Более того, Дева Мария, Богородица, как воплощение самого нежного, искреннего, идеального материнства, возведенная в ранг небожителей, дарует исцеление от страха бесчисленным просителям, страдающим из-за той травмы, которую в их душе нанесли образу идеального Бога Отца.

Страница