– Если ты узнаешь все мои планы на наше будущее, мне будет не интересно.
– Эдан!
Он загадочно улыбнулся. Я понятия не имела, о чем он думал, но счастье, отразившееся на его лице, было заразительным. Я тоже радостно просияла.
– Было бы куда проще, если бы тебе не приходилось притворяться парнем, – признал Эдан, – и если бы я не дал клятву служить императору. Но мы с этим разберемся. Обещаю.
– Я уже знаю четыре из твоих имен, – прошептала я, накрывая его ладонь своей. – И Эдан. Так что осталось девятьсот девяносто пять дней. Скажи мне свое первое имя.
– Мое первое имя – Джен, – ответил он. – Самое обыкновенное из всех; оно значит «мальчик».
– Мальчик! – воскликнула я. – Это вообще трудно назвать именем.
– Так и есть, – согласился Эдан. – У моего отца было семь сыновей, и к тому времени, как родился я, у него закончилась фантазия. Поэтому он назвал меня так. Второе имя у меня появилось в значительно более зрелом возрасте.
Я раскрыла его ладонь и провела пальцем по длинным и ровным линиям.
– А что значит Эдан?
Он улыбнулся и слегка приоткрыл губы, прежде чем поцеловать меня.
– Оно значит «ястреб».
Глава 27
Близилась осень. Летняя жара немного смягчилась, в ветре чувствовалась прохлада; от этого волоски на моей шее вставали дыбом, а пальцы накладывали стежки чуть медленнее и не так ловко, как раньше. В лесу края листьев покрылись янтарной позолотой, на зеленом пейзаже расцвели красные, оранжевые и даже фиолетовые пятна.
Мы вышли из леса Дойя и вновь направились по Большой Пряной Дороге. По пути к озеру Падуань прошли через пару городков, где я смогла отправить письма отцу и Кетону, но нигде не задерживались надолго и всегда разбивали лагерь в нескольких милях от них. Теперь, когда мы знали, что шаньсэнь искал Эдана, нам нужно было быть осторожными.
Я всегда просыпалась на рассвете, чтобы разжечь костер и поприветствовать моего чародея, когда он возвращался и жаждал моих прикосновений. Наши утра посвящались поцелуям: что в палатке, что верхом на лошадях. Должно быть, Эдан их зачаровал, чтобы они знали, куда идти, поскольку мы не уделяли им ни малейшего внимания, если только они не сходили с Дороги.
С приближением к озеру Падуань ночи стали длиннее и темнее, а мой сон – более глубоким. Одним утром я проспала и как раз разжигала костер, когда заметила очертание летящего ко мне ястреба.
Он приземлился за костром и превратился в юношу. По мне прошла волна мощного, уже знакомого жара.
Глаза Эдана были по-прежнему желтыми, на висках выступили капельки пота. Он выглядел усталым.
Я села рядом с ним, прислонившись к тополю и глядя на огонь. Его рубашка была неправильно застегнута, и меня охватило желание ему помочь.
– Как мы можем разрушить твое проклятие?
– Это не проклятие, а клятва.
– Клятва, которую не нарушить. В чем разница?
– На это нет простого ответа, – угрюмо произнес он. – Ханюцзинь не освободит меня, если его не принудить.
– Даже после свадьбы, когда наконец наступит мир?
– Я бы на это не рассчитывал.
Я легла на землю.
– Иногда я думаю о леди Сарнай. Ее сердце принадлежит лору Сине. Как думаешь, она когда-нибудь полюбит императора Ханюцзиня?
Эдан смягчился.
– Это неважно. Они поженятся ради восстановления мира в Аланди.
– Это грустно.
– Таков долг королей и королев, – задумчиво ответил он. – Не важно, какой страной ты правишь. Везде все одинаково.
Я гадала, скольким королям он служил и были ли его ребяческая улыбка и юношеская худоба частью чар… частью его клятвы.
– Что насчет тебя? – спросила я, осмелев. – Ты планируешь когда-нибудь жениться?
Шея Эдана покрылась редким румянцем.
– Надеюсь.
– Надеешься? – поддела я. – Ты за мной ухаживаешь – отступать уже поздно!
– Когда ты связан клятвой, жениться не рекомендуется, – медленно ответил он. – Ты постареешь, а я все так же буду молодым.
– Мне все равно.
– Это ты сейчас так говоришь, но со временем твое мнение может измениться, – его голос звучал несколько сдавленно от напряжения. – И если мой амулет когда-нибудь потеряется, я снова стану ястребом. Это будет несправедливо по отношению к тебе.
– Позволь мне решать, что справедливо, а что нет.
Он повернулся и взял меня за руки, поглаживая мозоли на моих пальцах.
– Просто… я не хочу, чтобы ты жалела об этом, Майя. Ты молодая, со своими мечтами и семьей, о которой нужно заботиться. И теперь, когда ты стала императорским портным… я не хочу, чтобы ты отказывалась от всего этого ради такого глупого мальчишки, как я.
– Я бы не перестала шить ради тебя, Эдан, – с легкостью ответила я. – Я бы открыла лавочку в столице – желательно у океана. А затем днями напролет шила и рисовала бы у воды. – Я уселась у него под боком и положила голову ему на плечо. – И ты не глупый – по крайней мере, не потому, что гнался за магией. Я вижу по твоим глазам, как сильно ты ее любишь. Достаточно, чтобы заплатить столь ужасную цену. – Я помедлила и закусила нижнюю губу. – Если тебя освободят, ты ее потеряешь?
– Чародеи рождаются с магией, – ответил он. – Но да, я потеряю к ней чувствительность, как и возможность направлять ее силу. Но я был бы этому рад, если бы это значило, что я смогу быть с тобой.
Я сглотнула, чувствуя боль в груди, но лишь отчасти неприятную.
– Кем бы ты стал, если бы освободился?
Низкие нотки исчезли из его голоса, и он снова зазвучал как юношеский.
– Если бы освободился? Возможно, музыкантом – играл бы на своей флейте. Или работал бы с лошадьми в конюшне какого-то богача.
– Ты определенно любишь лошадей.
Эдан подмигнул.
– Или стал бы старым жирным мудрецом с длинной бородой. Ты бы любила меня в таком случае?
– Не могу представить тебя с бородой, – ответила я, коснувшись его гладкого подбородка. Мои пальцы скользнули к его шее, останавливаясь у груди. Сердце вновь заныло. – Но да. Всегда.
– Отлично. – Он улыбнулся, являя ямочку у левого уголка губ. – Чур я буду отвечать за обучение детей. Надеюсь, ты понимаешь, что я хочу много. Как минимум восьмерых.
Я игриво стукнула его по плечу.
– Восемь детей?!
– В конце концов, у меня было шесть братьев. Я привык к большой семье.
Он сел, чтобы поцеловать меня, и, несмотря на усталость на лице, его глаза засияли радостью, которой я раньше еще не видела.