Колебание русской буржуазии в выборе союзников сказалось в свою очередь и на ее кумире – генерале Юдениче, который, соглашаясь то с одной, то с другой точкой зрения, в конце концов вынужден был все же определенно остановиться на Антанте. В соответствии с этим планы генерала Юденича по борьбе с Советской Россией характеризуются следующим телеграфным докладом, сделанным им адмиралу А. В. Колчаку, от 21 января 1919 года:
«…C падением Германии открылась возможность образования нового фронта для действия против большевиков, базируясь на Финляндию и прибалтийские губернии… Около меня объединились все партии от кадетов и правее. Программа тождественна с вашей. Представители торгового класса, находящиеся в Финляндии, обещали финансовую поддержку. Реальная сила, которой я располагаю в настоящее время, – Северный корпус (3 тысячи) и 3–4 тысячи офицеров, находящихся в Финляндии и Скандинавии… Я рассчитываю также на некоторое число – до 30 000 военнопленных офицеров и солдат… Без помощи Антанты обойтись нельзя, и в этом смысле я вел переговоры с союзниками, но положительного ответа еще не имеется. Необходимо воздействие союзников на Финляндию, дабы она не препятствовала нашим начинаниям и вновь открыла границу для русских беженцев, главным образом офицеров. То же в отношении Эстляндии и Латвии… Необходима помощь… вооружением, снаряжением, техническими средствами, финансами и продовольствием не только на армию, но и на Петроград… Вооруженная сила не требуется – достаточно флота для обеспечения портов. Но если таковая будет, то это упростит и ускорит решение. Благоволите поддержать мое ходатайство перед Антантой…»
[230]
В этом докладе генерала Юденича верховному правителю адмиралу Колчаку бросается в первую очередь в глаза упоминание о Северном корпусе, который в то время находился в Эстонии и ни в какой мере не зависел от генерала Юденича. Очевидно, соображения личного порядка толкали Юденича на это ложное утверждение о подчиненности ему Северного корпуса. Во всяком случае, из приведенного письма явствует со всей определенностью антантовская ориентация Юденича.
Причиной, вызвавшей обращение Юденича к Колчаку с письмом, послужило то, что, стремясь заполучить в наиболее короткий срок помощь Антанты, в начале января 1919 г. он выехал в Стокгольм для переговоров с английским представителем. Поездка Юденича успехом не увенчалась, так как, по его словам, он говорил с мелкими приказчиками англичан, которые указали на то, что Антанта в данное время северо-западом России не интересуется
[231].
Аналогичный результат имела и миссия А. И. Гучкова, направленная несколько позже распоряжением генерала А. И. Деникина в Париж и Лондон для зондирования почвы у Антанты. Между прочим, интересно отметить следующий факт, характеризующий учет обстановки на окраинах Советской России, сделанный Гучковым в его записке «О борьбе с большевизмом в России и ее перспективах» от 6 января 1919 г., посланной генералу Деникину. В ней Гучков исходит из того, что Восточный фронт адмирала Колчака при самых благоприятных условиях не может нанести серьезного удара по Советской России, и дальше утверждает, что наиболее выгодным и решающим направлением может быть направление северо-западное, т. е. Псков – Петроград
[232].
Миссия А. И. Гучкова в составе 6 офицеров по прибытии в Одессу была задержана французами на 2 недели, так как французы отказались дать ей разрешение на въезд во Францию. Самому Гучкову все же удалось побывать во Франции, Англии и Германии, но добиться там удовлетворения всех требований русской контрреволюции он не смог
[233].
Причину невнимательного отношения Антанты к нуждам русской буржуазии нужно искать в общем политическом курсе, который был взят Антантой в начале 1919 г. в русском вопросе.
На совещании представителей союзников в помещении французского министерства иностранных дел от 16 января 1919 г. Д. Ллойд-Джордж, возражая Ж. Клемансо, предлагавшему план посылки в Россию сильной союзнической армии, говорил:
«Во-первых, действительное фактическое положение вещей [в России] неизвестно. Во-вторых, невозможно добиться фактов: единственный путь – подвергнуть вопрос разбирательству; в-третьих, положение в России очень скверное; неизвестно, кто берет верх, но надежда на то, что большевистское правительство падет, не оправдалась. Есть даже сообщение, что большевики теперь сильнее, чем когда бы то ни было, что их внутреннее положение сильно, что их влияние на народ теперь сильнее… Сообщают также, что крестьяне становятся большевиками… Но уничтожить его [большевизм] мечом… это означало бы оккупацию нескольких провинций в России. Германия, имея миллионы человек на восточном фронте, держала только край этой территории. Если послать теперь для этой цели тысячу британских солдат в Россию, они взбунтовались бы… Мысль о том, чтобы уничтожить большевизм военной силой, – безумие… Военный поход против большевиков сделал бы Англию большевистской и принес бы Лондону Совет»
[234].
Вот в этой боязни революционной «заразы» и в потере перспектив на благополучный исход событий лежит разгадка той относительной, конечно, пассивности антантовского империализма, которая была характерна в первые месяцы 1919 года. Сюда еще необходимо добавить сильное революционное движение на континенте Европы, вылившееся в ряде пролетарских революций (волна стачек, спартаковское восстание в Берлине, образование Венгерской и Баварской советских республик), и победоносное продвижение Красной армии, обусловленное ноябрьской революцией в Германии.
Следствием революционной ситуации в Европе конца 1918 г. и начала 1919 г. было приглашение державами согласия всех фактически существовавших правительств в России отправить своих делегатов на конференцию на Принцевых островах (Мраморное море). Советское правительство непосредственно не получило такого предложения: последнее было известно только из иностранных радиотелеграмм, заключавших в себе обзор печати. Но так как отсутствие ответа со стороны РСФСР в этих радиотелеграммах истолковывалось бы как отказ от конференции, то советское правительство в ноте народного комиссариата по иностранным делам от 4 февраля 1919 г. давало определенный ответ. В нем говорилось:
«Несмотря на все более благоприятное положение Советской России и в военном отношении, и в отношении ее внутреннего состояния, русское Советское правительство считает настоятельно желательным заключение соглашения, которое положило бы конец военным действиям, что оно готово немедленно начать с этой целью переговоры и, как оно неоднократно заявляло, добиться такого соглашения даже ценой серьезных уступок, поскольку они не будут угрожать дальнейшему развитию Советской республики. Принимая во внимание, что враги, против которых ему приходится бороться, черпают свои силы сопротивления исключительно из той помощи, которую им оказывают державы Согласия, и что поэтому последние являются единственным действительным противником русского Советского правительства, последнее обращается именно к державам Согласия с изложением тех пунктов, по которым такие уступки оно считало бы возможным с целью прекращения всякого конфликта с этими державами»
[235].