– Собирается убить дракониху, – ответила Кьюра. – Во что бы то ни стало.
– Может, ей помочь? – спросила Тэм.
Чернильная чародейка помотала головой:
– Поздно.
Они беспомощно глядят, как Роза бежит по озерному льду, перепрыгивая сугробы, но впереди высится стена снега. У драконихи разворочен левый глаз, она поворачивает голову, чтобы отследить добычу, а потом направляет к ней морду. Роскошный венец золотисто-алых перьев раскрывается над головой пышным веером куртизанки.
– Она…
– Посмотрим, – говорит Кьюра.
– Но она…
– Знаю.
«Она погибнет, – думает Тэм. – Хотя… может быть… Неужели она нарочно бежит к огромному сугробу? Успеет ли?»
Симург распахивает крылья, готовится к прыжку. Роза отчаянно карабкается на сугроб, а из пасти драконихи вырывается струя морозильного пламени, такая яркая, что на нее больно глядеть.
– П-п-получилось? – спрашивает Брюн. – Т-т-ты в-в-видела?
– Нет, – хрипло отвечает Кьюра.
– Что – нет? – взвизгивает Родерик. – Нет, не получилось? Или нет, не видела?
– Вон она! – вопит Тэм и тычет пальцем.
Роза стоит на вершине сугроба, превращенного морозильным дыханием драконихи в ледяную крепость с острыми зубцами громадных сосулек. Алые волосы развеваются на ветру. Роза что-то выкрикивает. В вопле не разобрать слов. Или Тэм их просто не понимает.
А вот Симург прекрасно понимает. Дракониха ранена. Ее отпрыски убиты. Ей, той, кто разрушала города и заковывала в лед целые цивилизации, посмела бросить вызов какая-то дерзкая девчонка, мелкая букашка?
Во всяком случае, Тэм предполагает, что именно так и думает Драконоглотка. Роза соскальзывает с обледенелого сугроба и бежит к драконихе. А Симург несется ей навстречу.
Вольное Облако даже не пытается ее задержать. Он вкладывает Мадригал в ножны и опускается на колено. Похоже, его роль в битве сыграна.
Роза раскидывает руки в стороны, призывает к себе Шип и Репей, хотя даже им не проткнуть драконью чешую, а покрытые льдом перья прочней любого доспеха.
В прыжке Симург разевает пасть. Роза швыряет один клинок верхом, другой – боком, прямо в разверстые челюсти, а потом откидывается, нет, падает на спину и скользит по льду. Над ней клацают клыки, хватая пустоту.
– Ах вот как… – еле слышно говорит Брюн.
Роза снова вскакивает и бежит. Симург поднимает голову, оглушительно ревет, и торжествующий рев внезапно переходит в предсмертный вой, потому что Роза, сверкая наручами, проносится под брюхом драконихи, а мечи пропарывают его изнутри.
Драконоглотка взмахивает лапой, пытаясь задеть противницу, но Роза проскакивает между когтей и бежит дальше. Симург приподнимает заднюю лапу, и Вольное Облако бросается к ней, ударом Мадригала перерубая кости и сухожилия. Дракониха визжит, поворачивается, описывая кровавый полукруг на снегу, ярким веером хвоста метет по озерному льду.
Роза замедляет бег, останавливается, оборачивается. Вольное Облако подходит к ней, что-то говорит.
Симург судорожно подергивается, терзаемая невыносимой болью, инстинктивно сворачивается в клубок, падает, поднимается, обращает единственный глаз к Розе, которая стоит, протягивая к ней сложенные ладони, будто возносит искреннюю мольбу своему божеству.
Только Розе от богов ничего не нужно.
Ей нужны ее клинки.
Руны наручей вспыхивают призрачным светом, и скимитары, повинуясь колдовскому зову, устремляются из драконьего брюха наружу, по пути режут и разрывают легкие, сердце, нежную плоть драконьей глотки, вылетают из пасти в ливне крови и желчи, а потом наконец опускаются в руки той, кого весь мир зовет Кровавой Розой.
Симург бьется в конвульсиях. Крылья хлопают, будто паруса под шквальным ветром. Перья хвоста трепещут, когти прокладывают глубокие борозды во льду. Дракониха пытается взреветь, грозным рыком сокрушить мерзавку, посмевшую оборвать золотую нить бессмертия, но лишь исторгает на лед кровавые сгустки внутренностей.
Драконоглотка заваливается на бок, падает в воду, из которой недавно взмыла, слабо царапает когтями растрескавшийся лед и погружается в мерзлую пучину Озерцала.
Все молчат, а потом Родерик восклицает:
– Вы только посмотрите!
Шляпа с песцовыми хвостами, которую ветром сорвало с головы посредника еще на борту «Морской пены», кубарем катится по льду и останавливается в сугробе у копыта сатира. Родерик подбирает ее и нахлобучивает на рога.
– Надо же, самое невероятное за целый день!
– Правда, что ли? – фыркает Кьюра. – По-твоему, вот это самое невероятное за целый день?
Родерик обиженно смотрит на нее, хочет что-то укоризненно сказать, но вместо этого произносит:
– Нет, не это. – Он указывает на горящие обломки летучего корабля. – А вот это.
Руанготская вдова осталась в живых, но объята пламенем.
Самое странное, что она не обращала ни малейшего внимания на тлеющую шелковую сорочку, раздуваемую ветром, и медленно, но целеустремленно шествовала босиком к полынье.
– Что за фигня? – изумилась Кьюра.
– Это вдова, – пояснила Тэм. – Она пряталась в каюте Доши.
Брюн, мелко дрожа всем телом, начал:
– Она же д-д-д-д…
– Друинка, – подсказала Тэм. – Ага, я заметила.
Родерик недоуменно посмотрел на шамана, скинул меховую накидку и протянул ее Брюну:
– Вот, держи.
Шаман ошалело уставился на точно такую же меховую накидку, обнаружившуюся под первой.
– У т-т-тебя все это время было д-д-две н-н-накид-д-дки?
– Ну да, – ответил Родерик. – Мы же в Стужеземье. Здесь холодно.
Брюн негодующе посмотрел на него, готовый задушить посредника, но накидку взял, потому что ему совсем не хотелось замерзать до смерти.
– Ребята, вы только поглядите! – воскликнула Кьюра.
Вдова остановилась у тела Хокшо. Черные волосы вуалью закрывали ей лицо, так что было не понять, скорбит она или нет. Вообще-то, таким, как она, несвойственно горевать о гибели слуг, но вдова стояла над трупом так долго, что тлеющая сорочка погасла.
– Поднимайся уже, лентяй! – сказала вдова.
Тэм собиралась объяснить ей, что Воевода убит, но Хокшо действительно встал на ноги, поэтому бард удивленно раскрыла рот.
– Гребаные гремлины и погремушки! – накинулся Родерик на Кьюру. – Ты же должна была его убить!
– Я и убила! – огрызнулась чародейка.
– А почему же он… – начал посредник и осекшись, добавил: – Значит, она…
– Некромант, – закончил за него Брюн. – Долбаный некромант.