Искусство легких касаний - читать онлайн книгу. Автор: Виктор Пелевин cтр.№ 47

Голгофский, как может, успокаивает старичка. Он объясняет, что вовсе не ловец нацистских преступников и Курт З. сможет дальше наслаждаться своей сауной на берегу фьорда, если расскажет все, что помнит.

Курт З. соглашается – но проблема в том, что он действительно был мал (в конце войны ему исполнилось восемнадцать) и плохо понимал происходящее.

– Там была такая большая стена, – говорит он, – стена с огоньками. Руны из электрических лампочек. И у этой стены в дни… ну, как это сказать… в дни спецмероприятий всегда висели несколько офицеров в черных сутанах, с дубовыми ветками в руках.

– Ветками?

– Ну да. На ветке обязательно должны были быть живые листочки – зимой возили на самолете из берлинской оранжереи. Сначала их заряжали врилем во время… спецпроцедур. А потом они этими ветками что-то такое по стене чертили.

– А почему вы говорите, что офицеры висели? В каком смысле?

– В прямом. Их подвешивали к потолку в специальных корсетах – было такое впечатление, что они спят. Или впали в какой-то ступор. Они даже не могли ничего нормально держать – ветки привязывали к их рукам. Выглядело одновременно смешно и страшно.

– Они как-нибудь комментировали происходящее?

– Нет, – говорит старичок. – Я был самым младшим по званию.

– Но вы ведь как-то объясняли это сами для себя?

Курт З. кивает.

– Я думал, что это связано с защитой от воздушных налетов, – говорит он. – Эта стена с огоньками… Почти такую же показывали в «Дойче Вохеншау» ^[11], когда рассказывали о централизованной системе противовоздушной обороны. Там тоже были офицеры у стены, и еще девочки что-то набивали на клавиатурах… Я тогда в основном на девочек глядел. Я же говорю, я был совсем мальчишка.

Голгофский чувствует, что Курт З. не врет – но интересуется на всякий случай, как можно защититься от воздушных налетов дубовой веткой.

– Ну я не считал, конечно, что они на самом деле защищают Рейх. Я думал, они втирают очки начальству. Гиммлер же верил в магию, колдовство… Этим пользовались те, кто не хотел идти на фронт.

Голгофский спрашивает, не присутствовал ли Курт З. при каких-то разговорах своего начальства.

– Да, – отвечает старичок, – они частенько пили прямо в той комнате, где священнодействовали. Спорили, ругались. Иногда мне приходилось пить вместе с ними – и я кое-что слышал. Но ничего, абсолютно ничего не понимал. Поэтому, наверное, они меня и не стеснялись.

– О чем они говорили?

– Да как все в Германии. Что война проиграна и теперь на немцев повесят всех кошек и собак. А виноват фюрер со своей латентной англоманией.

– Это понятно, – перебивает Голгофский, – а что они рассказывали про свою работу?

Курт З. закатывает к потолку глаза, вспоминая.

– Да несли обычный нацистский бред. Говорили, что готовят какие-то письмена для будущих поколений. Что письмена эти будут скрыты после поражения целых сто лет. Германия в это время будет унижена – народ-хозяин будет изображать из себя… э-э-э… они формулировали грубо, я повторить не могу, но если сказать по-современному – эколога-гомосексуалиста с нечеткой расовой принадлежностью, у которого на рту висит большой замок. Но вот потом, потом…

Голгофскому кажется, что в глазах Курта З. мелькает какой-то зловещий огонек.

– Через сто лет, – продолжает тот, – когда под гуманитарные разговорчики немцы снова вооружатся и сбросят с себя ярмо стыда, письмена «Аненербе» станут видны, и народ-хозяин опять воспримет их в свое сердце. И вот тогда начнется третий, последний поход… Великий поход…

Тут от страха зеленеет уже сам Голгофский.

– А почему эти письмена станут видны через сто лет?

Курт З. пожимает плечами.

– Запалы ждут в земле, – отвечает он. – Или не в земле, а в почве. Иногда они упоминали про ключи, иногда про запалы. Народу предъявят какие-то ключи, и немцы все увидят прямо в небе. Я же говорю, они к концу войны посходили с ума. Все потом приняли яд. Вслед за нашим бедным фюрером, гори он в аду… Хотели отравить и меня, но я убежал.

Становится ясно, что Курт З. сказал все – прессовать его дальше бесполезно.

Голгофский уезжает в Осло. Через день, уже собираясь в Москву, он решает перезвонить своему информатору, чтобы задать еще пару вопросов про «Аненербе» – но на том конце провода отвечает незнакомый голос. Это какой-то социальный служащий. Курт З., увы, не может подойти. Он скончался.

Голгофский лезет в интернет – и находит новость о самоубийстве немецкого пенсионера: повесился в ванной на шарфике. Ну да, понимаем.

Курт З. совсем не походил на человека, готового умереть по своей воле… Голгофский чувствует, что вплотную приблизился к важной тайне, и опасность теперь висит над ним самим. Он успокаивается только тогда, когда самолет отрывается от земли.

***

Черноморский след оказывается даже интересней норвежского.

Альбина Жук – редкое имя. Возможно, думает Голгофский, девушка с фотографии еще жива… Примерно неделя уходит на поиски (Голгофский не уточняет своих методов, но мы полагаем, что он опять пользуется доступом к базам спецслужб).

Женщин с таким именем немного; одна, весьма преклонного возраста, до сих пор живет недалеко от Сухуми. Голгофский находит ее фотографию: годы, конечно, сделали свое, но ее еще можно узнать. Голгофский звонит ей и назначает встречу, ссылаясь на некие «важные и грустные новости» из-за границы.

Голгофский не знает, почему снимок Альбины лежит в книге про «Аненербе» на развороте с фотографией Курта З. Альбина, скорей всего, связана не с ним, а с Изюминым. Но она могла быть знакома и с немцем. Чтобы выяснить это, Голгофский придумывает элегантный и недорогой метод.

Он приезжает домой к Альбине Марковне с большим букетом красных роз. Его встречает седая старушка в блузе с орденом Трудового красного знамени. На стене в ее комнате – портреты Сталина и Софокла.

Голгофский вручает ей цветы и объясняет, что выполняет роль душеприказчика покойного Курта З. Тот завещал ей букет алых роз и слова восхищения и восторга.

Альбина Марковна в недоумении. Она никогда не слышала про Курта З. У нее совершенно точно не было знакомых с таким именем.

Голгофский готов к такому повороту.

– Насколько я понимаю, – говорит он, – это был приятель генерала Изюмина.

– А-а, – протягивает Альбина Марковна. – Теперь понятно. Изюмина я знала в молодости. Я была старше, но мы… Наверное, он рассказывал этому Курту про наши… безумия.

Альбина Марковна заметно краснеет.

Букет получает убедительное объяснение: действительно, достаточно дешевый подарок, чтобы отправить его незнакомому человеку, и, вместе с тем, знак внимания, свидетельствующий о произведенном – даже в пересказе – впечатлении. Видимо, Изюмину было что рассказать про молодую Альбину. Впрочем, меланхолично замечает Голгофский, так будет думать про себя любая женщина.