– Вероятно, рога демонстрируют здоровье, – сказал Сэл.
– Думаю, они сбрасывают рога, а потом те отрастают снова. А может, и всю кожу целиком?
– Нет.
– Поищу где-нибудь сброшенную шкурку.
– Тебе долго придется искать.
– Почему? Потому что они ее съедают?
– Потому что они вообще ее не сбрасывают.
– Откуда вы знаете?
– Я и не знаю, – ответил Сэл. – Я предполагаю. Их не завезли сюда жукеры – это местный вид, а мы не находили ни одной кожи, сброшенной местными животными.
Так, за разговором, и продолжался их путь, уводя все дальше. Да, они делали фотографии, а иногда, когда попадалось что-то по-настоящему новое, останавливались и брали образцы. Может, Сэл и был стар и ему порой приходилось опираться о палку, но он ни разу не сбился с шага. Бо довольно часто уходил вперед, но когда Сэл заявил, что короткий привал закончился и пора идти, паренек испустил протяжный стон.
– Не понимаю, зачем вам эта палка, – заметил Бо.
– Чтобы опираться на нее во время отдыха.
– Но вам же все время приходится тащить ее с собой.
– Не такая уж она и тяжелая.
– На вид довольно тяжелая.
– Она сделана из бальсы – вернее, из дерева, которое я называю бальсой из-за его легкости.
Бо попробовал поднять палку. Та весила не больше фунта, хотя и выглядела толстой и узловатой, расширяясь кверху наподобие кувшина.
– Я бы все равно устал ее нести.
– Только потому, что твой рюкзак тяжелее.
Бо не стал спорить.
– Первым людям, полетевшим к Луне и другим планетам, было проще, – сказал Бо, пока они поднимались по крутому склону. – Между ними и их целью не было ничего, кроме пустого космоса. И у них не возникало искушения остановиться и заняться исследованиями.
– Как и у первых мореплавателей. Они путешествовали от суши к суше, не обращая внимания на море, поскольку у них не было приборов для изучения глубин.
– Мы – конкистадоры, – заявил Бо. – Только мы убили всех до того, как ступили на их землю.
– Так ли велика разница? Впереди конкистадоров шли оспа и другие болезни.
– Если бы мы только могли с ними поговорить, – вздохнул Бо. – Я читал про конкистадоров – у нас, майя, есть повод попытаться понять их. Колумб писал, будто у туземцев, которых он встретил, «не было языка» лишь потому, что те не понимали ни одного наречия из тех, что знали его переводчики.
– Но у жукеров вообще не было языка.
– Или нам так кажется.
– На их кораблях не было устройств связи – ничего, что могло бы передавать голос или изображения. Они были просто не нужны – они обменивались мыслями, напрямую передавая свои ощущения друг другу. Каким бы ни был данный механизм, он лучше, чем язык, но и хуже, поскольку лишил их возможности говорить с нами.
– Так кто тогда был немым? – спросил Бо. – Мы или они?
– И мы, и они, – ответил Сэл. – И все мы оказались глухи.
– Все бы отдал, лишь бы увидеть хоть одного из них живьем.
– Одиночек у них быть не могло. Они жили ульями. Им требовались сотни, а может, и тысячи особей, чтобы достичь критической массы для обретения разума.
– Или нет, – заметил Бо. – Может, только их королевы были разумны. Иначе почему все они умерли, когда королевы погибли?
– Если только каждая королева не являлась средоточием нервной сети.
– И все равно жаль, что у нас нет ни одного живого жукера, чтобы хоть что-то узнать, а не строить догадки по нескольким высохшим трупам.
– У нас их сохранилось намного больше, чем на любой другой планете. Здесь практически нет падальщиков, способных их сожрать, так что мы успели добраться до планеты и заморозить необходимое количество тел. Собственно, мы сумели в достаточной степени изучить их строение.
– Но королев среди них нет.
– Печаль всей моей жизни, – искренне вздохнул Сэл.
– Что, правда? Именно об этом вы больше всего жалеете?
Сэл молчал.
– Извините, – пробормотал Бо.
– Все в порядке. Я просто размышляю над твоим вопросом. О чем я больше всего сожалею? Как я могу сожалеть обо всем, что осталось на Земле, если я покинул ее, чтобы спасти? А прилетев сюда, я смог заняться тем, о чем другие ученые могут только мечтать. Я уже сумел дать названия пяти с лишним тысячам видов и разработал зачатки классификации для всей местной флоры и фауны. Больше, чем на любой другой планете жукеров.
– Почему?
– Потому что жукеры их очистили, завезя туда лишь ограниченное количество собственной флоры и фауны. Это единственная планета, большинство живущих на которой видов развилось на ней самой. Единственная, где царит первозданный хаос. Жукеры завезли в свои колонии меньше тысячи видов. А их родной планеты, жизнь на которой могла бы быть намного разнообразнее, больше нет.
– Значит, вы не жалеете, что прилетели сюда?
– Жалею, конечно, – вздохнул Сэл. – Но при этом и рад, что оказался здесь. Жалею, что я уже старая развалина, но рад, что еще жив. Похоже, все мои поводы для сожаления каким-то образом уравновешиваются поводами для радости. Так что в среднем я вообще ни о чем не жалею. Но при этом я и не особо счастлив. Идеальный баланс. В среднем меня на самом деле не существует.
– Отец говорит, что, если кто-то делает абсурдные выводы, он не ученый, а философ.
– Но мои выводы вовсе не абсурдны.
– Вы же существуете. Я вижу вас и слышу.
– С генетической точки зрения, Бо, меня не существует. Я не принадлежу к кругу жизни.
– Выходит, вы предпочитаете, чтобы ваша жизнь была лишена смысла?
– Ты воистину сын своей матери, – рассмеялся Сэл.
– Не отца?
– Обоих, естественно. Но уж всякого бреда сивой кобылы твоя мать точно бы не потерпела.
– Кстати, не могу дождаться, когда смогу увидеть живую кобылу.
По прошествии двух недель и почти двухсот километров пути они как минимум по два раза обсудили все мыслимые темы и теперь большую часть времени шли молча, если того не требовали обстоятельства.
– Не хватайся за ту лиану, она непрочная.
– Интересно, эта ярко окрашенная лягушка ядовитая?
– Сомневаюсь, учитывая, что это камень.
– Он выглядел настолько живым, что мне показалось…
– Логичное предположение. К тому же ты не геолог, так что понятно, почему ты не смог распознать камень.
Наконец пришло время остановиться. Они тщательно распределяли припасы: еды оставалось только половина. Разбив более-менее постоянный лагерь возле чистого источника воды, они нашли подходящее место, вырыли яму для уборной и поставили палатку, глубоко вкопав шесты и утоптав под ней землю. Здесь они намеревались пробыть неделю.