Разглашению не подлежит - читать онлайн книгу. Автор: Александр Сердюк cтр.№ 37

Идти открыто становилось опасно. Инженер велел разведчикам спуститься в траншею. Так они прошли еще несколько сот метров, пока инженера не окликнули:

- Товарищ майор Шитиков?

- Да, я.

- Докладывает сержант Мельков. Мне приказано сопровождать товарища капитана за нейтральную зону.

- Нейтральную? - переспросил инженер.

- Так точно,- бойко ответил сержант.- Да вы не беспокойтесь, я там бывал,- добавил он.- Дело привычное. Словом, все будет в ажуре!

- Да ты, я вижу, смельчак. Ну что ж, если все будет в ажуре, к ордену представим.

- Ясно, товарищ майор!

Стрельба с нашей стороны внезапно прекратилась. Но немцы все еще постреливали, правда, чем дальше, тем реже. Пули то проносились высоко над головой, то щелкали в бруствер, сбрасывая в траншею комочки нагретой за день и еще не остывшей земли. Люди низко пригибались, и земля сыпалась им за ворот, размягчаясь и прилипая к потному телу.

В конце траншеи группа остановилась. Дальше начиналась та самая нейтральная зона, о которой говорил сержант.

- Я вас подожду… Здесь,- шепотом сказал инженер-майор сержанту.- В случае чего, возвращайтесь оба.

- Понятно,- тоже шепотом ответил сержант.

Терехов нашарил в темноте руку Козлова, трижды сильно стиснул ее.

- До встречи! - дохнул он в самое ухо.- Ни пуха ни пера!

Александр Иванович живо обернулся, стараясь разглядеть сухощавое лицо чекиста, которое, верилось ему, в эту минуту было хоть чуточку да грустно. Но он так ничего и не увидел и, досадуя на темень, порывисто наклонился к Терехову, с легкостью, с которой перед экзаменом отвечают на те же самые слова студенты, сказал:

- К черту!

Выбравшись из траншеи, сержант пополз, часто замирая и вслушиваясь в шорохи. Козлов полз по его следу. Он знал, что ни влево, ни вправо отклоняться нельзя. Ни на шаг. По обе стороны лежали мины, слегка присыпанные землей. Любая из них способна взорваться от первого прикосновения. Над головой по-прежнему визжали пули. Теперь уже явственно слышались резкие хлопки выстрелов и даже видны были вспышки по ту сторону проволочного заграждения. Козлов прижимался к земле всем телом, жесткие стебли начавшей сохнуть травы больно царапали подбородок. Он не почувствовал, когда перетер ремешки кобуры. Она осталась где-то в траве вместе с пистолетом ТТ, выданным еще гитлеровцами.

Сразу же за нашим минным полем лежало немецкое. Сержант оглянулся, поманил рукой. Он не сказал ни слова, но его жесты предостерегали об опасности, таившейся за темнеющими вблизи кустами. Идти туда самому нельзя. Когда он, сержант, повернет обратно, Козлов какое-то время должен переждать, а затем окликнуть немцев. Они же здесь, рядом. Услышат.

Он был молчалив, этот неустрашимый и находчивый парень. На прощанье в темноте кивнул головой, кажется, даже улыбнулся: дескать, все в ажуре - и, развернувшись, быстро пополз обратно, к поджидавшим его офицерам.

Козлов остался между минными полями. Один, ночью. Им овладело сейчас чувство, очень похожее на то, которое испытывает начинающий парашютист перед первым прыжком. Надо было решиться… Там, в самолете, иногда выручает толчок инструктора или даже легкое прикосновение его руки. А здесь? Что поможет здесь преодолеть это минутное колебание? Кто хотя бы осторожным касанием подскажет ему: «Ну что ж, пора… Иди - и все будет хорошо!»

Иди… А куда идти? К кому?

Рассыпались по телу ледяные крупинки, и вот уже бросило в жар. Звонко запульсировала у висков кровь… Нет, совсем не так чувствуют себя в самолете перед прыжком. Никакого сходства. Если уж сравнивать, то, скорее всего, надо вспомнить то неповторимое и почти невыразимое состояние, которое наполняет все твое существо перед первой атакой. Ты вдруг вскакиваешь и, не помня себя, ни на одно мгновенье не задумываясь, над тем, чем это кончится, летишь вперед, навстречу врагу, навстречу штыкам и пулям.

Вот и сейчас ты перейдешь в атаку. Кончилась оборона, которую ты вынужден был занять, вероломно атакованный врагом. Теперь ты будешь только наступать, только атаковать!

Александр Иванович приподнялся на локтях, сложил ладони рупором, раскатисто крикнул:

- Дойче зольдат! Дойче зольдат!

Долго не мог понять, услышали его или нет. Редкая бесцельная стрельба продолжалась. Но там, куда он шел, за рядами колючей проволоки что-то коротко звякнуло, и тогда, приложив ухо к земле, Александр Иванович уловил отдаленный топот.

- Дойче зольдат! - еще раз крикнул он.

Ему ответили вопросом, по-русски:

- Кто есть там?

- Их дойче агент…

- Коммен зи! - позвал его тот же голос.

- Нихт, нихт. Минен!

Немцы на какое-то время затихли, видно соображая, что делать. Но вскоре сквозь редкий кустарник замигал робкий огонек. Два силуэта приблизились к проволочному заграждению. Качнулись освещенные фонарем железные нити с частыми колючками. Двое осторожно пролезли между ними, опять позвали:

- Рус, коммен зи!

- Минен нихт?

Тогда они о чем-то пошептались, и все тот же грудной, словно простуженный голос ответил:

- Кайне минен!

Козлов встал. Он догадался, что, если идти прямо на этих солдат, можно остаться невредимым. Не пошлют же они на мины своего агента. Тем более что о нем они наверняка предупреждены.

- Русиш, шнель! - заторопил Козлова фриц.- Шнель, шнель!

Козлов был уже рядом с ними, когда ему приказали поднять руки.

- Наган… револьвер… есть?

- Нихт, нихт!

Они тут же, у проволочных заграждений, обшарили Александра Ивановича и, убедившись, что оружия при нем нет, повели в тыл. Фонариком больше не подсвечивали, шли на ощупь, торопясь скорее доставить своему командиру русского. Наверное, он и есть тот самый разведчик, которого здесь поджидают не первую ночь. Но если это и не так, если они ведут просто перебежчика, все равно командиру роты будет приятно. Давно на участке их полка не захватывали русских.

Солдаты внезапно остановились, и Козлов увидел блиндаж, скупо освещенный внутри. Карбидная лампа распространяла слабый, едва пробивающийся сквозь щели входной двери свет. Один из конвоиров несмело постучался. Ему никто не ответил, и тогда он легонько приоткрыл дверь. Этот фронтовой блиндаж, расположенный у самого переднего края, был по-домашнему уютен. Стол, застланный газетами, телефон, радиоприемник. Одна стенка занавешена ковриком, сотканным какой-то советской фабрикой. Наверное, из того же крестьянского дома, в котором висел этот коврик, немецкие солдаты притащили для командира железную односпальную с никелированными стойками кровать. На ней лежал сейчас в полной офицерской форме и даже при оружии лейтенант, показавшийся Козлову слишком старым для своего звания.