Свидетель надежды. Иоанн Павел II. Книга 1 - читать онлайн книгу. Автор: Джордж Вейгел cтр.№ 102

Один из самых известных политологов Колумбийского университета и будущий помощник президента США Збигнев Бжезинский, который, по собственному признанию, «не считал, что в его должностные обязанности входит участие в приемах польских епископов», в это время отдыхал в Мэне. Однако «по каким-то причинам», которые, как он пишет, «не понятны ему до сих пор», он все-таки решил принять приглашение приехать «на чай с Войтылой» в Кембридж и не пожалел об этом. Архиепископ Краковский произвел на него неизгладимое впечатление сочетанием «интеллигентности и спокойной силы».

Еще три дня Войтыла провел в Вашингтоне, где выступил с серией лекций в Католическом университете Американской школы философии, и наконец прибыл в Филадельфию. На время работы евхаристического конгресса он вновь остановился в семинарии святого Карло Борромео. Те, кто находился там в это время, вспоминают, как кардинал, не обращая внимания на протокольные нормы, запросто расхаживал по коридорам семинарии и заходил к ее преподавателям, чтобы поговорить о религиозной ситуации в Соединенных Штатах. Для обсуждения на конгрессе был избран вопрос «Святое Причастие и духовная жажда человеческой семьи». 3 августа Войтылу попросили произнести проповедь на тему «Святое Причастие и человеческая жажда свободы». Он говорил о двухсотлетии независимости США, о том, что вклад в освобождение Америки внесли и такие польские патриоты, как Тадеуш Костюшко и Казимир Пулаский. При этом кардинал подчеркнул, что свобода, на его взгляд, является не только даром, но и проверкой зрелости общества, которая воплощается в его готовности сосредоточить все свои усилия на поиске истинного добра. А истинное добро есть любовь. Такие рассуждения некоторыми из присутствующих были восприняты как критика, и позже они выражали недовольство выступлением архиепископа Краковского. К сожалению, это был не последний раз, когда американцы не поняли Кароля Войтылу.

Во время последовавшего за Международным евхаристическим конгрессом турне он все чаще испытывал чувство беспокойства за состояние американского общества. Эта поездка была непродолжительной, но очень насыщенной. Войтыла побывал в Чикаго; Стивенс-Пойнте, штат Висконсин; Балтиморе; Детройте; Орчард-Лейк, штат Мичиган; Грейт-Фоллсе и Гейзере, штат Монтана; Лос-Анджелесе и Сан-Франциско. Его друзья из «Тыгодника повшехны» вспоминают, что в рассказах Войтылы об этом турне чувствовалось «разочарование» американской культурой, особенно проявляющейся в ней тенденцией сводить свободу к позволению заниматься всякими пустяками. Возможно, его также возмущали свойственные американскому обществу в период после вьетнамской войны потеря интереса и даже полное безразличие к международным проблемам и угрозе стремлению человечества к свободе, которую заключала в себе агрессивная атеистическая идеология. Его мучил вопрос, понимают ли американцы и их лидеры, что главное направление в борьбе, которую ведет человечество за сохранение человечности в современном мире, определяется позицией Церкви и ее противников, последователями евангельского учения и теми, кто отрицает его? Войтыла никогда не сужал эту великую, проходящую на протяжении всей мировой истории борьбу, предопределенную, по его убеждению, Святым Провидением, до рамок противоборства коммунистов и сторонников демократии. Он понимал, что борьба между истинными и фальшивыми человеческими ценностями происходит и в демократическом обществе. Это, конечно, не означало отрицания того, что наиболее ярким проявлением кризиса, с которым столкнулась мировая цивилизация в XX в., является коммунизм. Данную истину он прочувствовал на собственном примере и имел возможность убедиться в ней в очередной раз сразу же по возвращении домой.

ЗАЩИТНИК

Вопреки мнению некоторых историков противоборство Церкви и коммунистических властей Польши носило характер не отдельных стычек, а тотальной войны, не прекращающейся ни на один день. Вопрос всегда стоял так: «мы или они?», «они нас или мы их?» Как позже заметил Папа Иоанн Павел II, дело было в том, что «коммунисты претендовали не только на политическую власть. Они хотели гораздо большего — стать единственными выразителями самого духа польского народа». Церковь была естественным и главным препятствием в осуществлении этой цели, и коммунистам ничего не оставалось, как «делать вид… будто ее вовсе не существует». Людям, живущим на Западе, привыкшим мыслить категориями общественных соглашений и компромиссов, крайне трудно понять суть этого противоборства. Речь шла не о каких-то отдельных расхождениях, которые можно урегулировать с помощью той или иной юридической процедуры. Развернувшаяся борьба могла завершиться либо полной победой, либо полным поражением.

Кароль Войтыла допускал, что в марксистской критике раннекапиталистического общества содержатся зерна истины. Он понимал, что многие коммунисты являются искренними патриотами Польши, пусть и со своеобразными взглядами. Но развитие ситуации в Кракове зависело не от таких членов партии. Диалог между христианством и марксизмом в Польше был невозможен прежде всего потому, что польские коммунисты никогда не были настолько уверены «в собственных принципах, а тем более в реакции своих советских хозяев, чтобы вступить в теоретический спор с кем-либо». С годами в своем стремлении удержаться у власти они все в большей и большей степени делали ставку «не на философов, а на полицейских». И проявлялось это в таких формах, которые для архиепископа Краковского, самого рьяного защитника религиозных свобод на Ватикане II, были совершенно неприемлемы. Выступая в 1977 г. в Риме на посвященном проблемам религиозного образования Синоде, он сказал:

— …можно понять человека, который что-то ищет и не может найти; можно понять, что кто-то отрицает то, что считаем истиной мы; но не поддается пониманию то, что человек перестает верить только потому, что ему кем-то запрещено верить.

Середина семидесятых в Польше ознаменовалась усилением борьбы с инакомыслящими, которая велась как с помощью мелких уколов, так и ничем не прикрытого давления. Польских учащихся заставляли зазубривать псевдопоэтические вирши, например, такие: «Единица — вздор, единица — ноль, один, даже если очень важный…» ^[96] Выборы в органы студенческого самоуправления стали напоминать игры родителей с малолетними детьми с поправкой на то, что родители должны были обязательно быть приемлемы для режима. Юбилеи мало кому понятных событий типа сорокалетия Общества советско-польской дружбы или создания участвовавших в гражданской войне в Испании интербригад стали проводить с необычайной пышностью, наподобие античных языческих торжеств. Любая некомпетентная, но политически выдержанная писанина заведомо получала более высокую оценку, чем что-то стоящее, но аполитичное. Многие способные молодые люди лишались возможности поступить в университеты только потому, что их родителей подозревали в каких-то политических прегрешениях. Естественно, нервозность и раздражение властей не могли не отразиться и на Церкви. Полицейские агенты постоянно пытались установить подслушивающие «жучки» в резиденции архиепископа на улице Францишканьской. Не успевала машина Войтылы выехать за ворота, как за ней тут же увязывался «хвост». Были и более явные предупреждающие сигналы, как, например, избиение агентами службы безопасности пожилого священника отца Бардецкого.