Юрий Поляков. Последний советский писатель - читать онлайн книгу. Автор: Ольга Ярикова cтр.№ 128

В ноябре 1992-го Конституционный суд, рассмотрев указ Ельцина о запрете КПСС, признал законными роспуск руководящих структур партии и конфискацию госимущества, которым она пользовалась, но при этом разрешил компартию восстановить. Так образовалась КПРФ, которую возглавил бессменный Г. А. Зюганов.

На декабрьском 1992 года съезде народных депутатов (по той, еще советской Конституции, съезды созывались дважды в год) ельцинские рыночные реформы, либерализация цен, приватизация и жесткая бюджетная политика подверглись резкой критике. Депутаты возложили на президента вину за спад производства и обнищание народа. Они приняли поправки в Конституцию, по которым правительство обязано было подчиняться прежде парламенту, а затем уже президенту. Ельцин выступил против этих решений, предложив провести референдум, чтобы определить, кому народ доверяет, президенту или съезду. Референдум назначили на апрель следующего года, подписав соглашение о конституционной стабилизации, по которому Гайдар, бывший тогда уже и. о. премьера, отказывался от премьерства в обмен на согласие депутатов принять новую Конституцию. Президент и Верховный Совет обязались выработать совместный вариант Конституции либо два самостоятельных варианта и вынести их на референдум. Но уже в марте следующий съезд поправками в Конституцию ограничил полномочия президента и принял решение о нецелесообразности проведения референдума. Тогда Ельцин подписал указ об особом порядке управления, согласно которому любые решения органов или должностных лиц, направленные на отмену указов президента и постановлений правительства, лишались законной силы. В телеобращении к народу он заявил, что кризис власти зашел слишком далеко и сотрудничать с Верховным Советом не намерен. Однако Конституционный суд вновь признал указ не соответствующим Конституции. И все это происходило на глазах у обреченного на выживание народа, который убывал со скоростью один миллион человек в год. При этом президент время от времени принимался «работать с документами» и по нескольку дней не показывался своим избирателям на глаза.

Верховный Совет созвал внеочередной съезд, на котором говорилось об узурпации Ельциным власти, о его неадекватности и приверженности к спиртному, однако когда на голосование поставили вопрос об отстранении Ельцина от власти и начале процедуры импичмента, собрать необходимые две трети голосов инициаторы не смогли. (Так же позднее произошло и в Думе. Не хватило у депутатов духу окончательно рассориться с «гарантом». Впрочем, просто так демократы власть ни за что бы не отдали, дело могло дойти до следующей гражданской войны.) Кстати, Ельцин готовился к тому, что решение об импичменте будет принято: на этот случай в его распоряжении были части специального назначения. Тогда Верховный Совет согласился на референдум, назначенный на 25 апреля. Как известно, в нем не приняли участие 38 миллионов обладавших правом голоса граждан, а потому оппозиция его результаты не признала.

Результаты же были таковы: 58,7 процента проголосовавших выразили доверие президенту, 53,0 процента одобрили его социально-экономическую политику. При этом большинство высказалось против досрочных выборов и президента (68,3 процента), и депутатов Верховного Совета (56,9 процента). Это означало, что усилия ельцинской команды навязать народу решение, которое ее более всего устраивало — «да» — «да» — «нет» — «да», — провалились, вопреки тому, что административный ресурс был задействован на полную катушку. Ходил даже анекдот: «Когда кошка окатилась четырьмя котятами, хозяин решил назвать их Да, Да, Нет, Да».

Вот что говорил об этом Поляков летом 1993-го в интервью газете «Правда»: «Я вообще политикой не занимаюсь. Я просто стараюсь (и порой это удается) говорить о происходящем согласно той внутренней свободе, на которой и основывается, если пользоваться пушкинским выражением, «самостоянье человека». А власть — это всегда насилие, и, значит, писателю, понимающему свою миссию несколько шире, чем «плетение словес», всегда будет кого защищать от властей предержащих. Но глубина и ярость этой оппозиции зависят от того, насколько власть осторожна, нравственна, прагматична в этом своем неизбежном насилии над людьми. И прежняя власть, и нынешняя друг друга стоят — обожают железную метлу, только те гнали нас ею в социализм, а эти — в капитализм, людей, конечно, об их желании не спросив. Референдум 25 апреля в расчет не принимаю, потому что это был не референдум, а общенациональный тест на усваивание политических клише, вдалбливаемых средствами массовой информации. Ну, в самом деле, если власть действительно хочет узнать, что думает о ней и ее курсе народ, зачем же в течение месяца колотить этот самый народ по голове: ДА-ДА-НЕТ-ДА…»

В интервью «Московской правде» Поляков настаивал: «…Посудите сами, если бы власть в действительности хотела узнать, что о ней и ее курсе думает народ, разве она бы стала превращать телевизор — во время подготовки к референдуму в особенности — в пресс для штамповки единомыслящих мозгов? Еще три года назад я писал о том, что начавшиеся процессы с подлинной демократией ничего общего не имеют, что это всего-навсего «комедия политических масок», за которыми скрывается все то же большевистское презрение к человеку».

Ситуация оставалась напряженной и взрывоопасной. 1 мая Фронт национального спасения организовал антипрезидентскую демонстрацию в Москве, на которую вышли сотни тысяч москвичей (и Поляков, кстати, тоже). Демонстранты получили разрешение пройти от Октябрьской площади до Крымского моста, немногим более 500 метров, а там их поджидали грузовики с ОМОНом, овчарками, бронемашинами и конной милицией. Это распоряжение властей было воспринято всеми как издевка. Решено было с песнями и плясками двинуться по свободному от машин Ленинскому проспекту до Воробьевых гор. Колонна, возглавляемая Геннадием Зюгановым, Виктором Анпиловым, Сергеем Бабуриным и Анатолием Лукьяновым, начала движение от Калужской площади. Но у площади Гагарина демонстранты уперлись в грузовики, которые срочно подогнали им наперерез по улице Вавилова. Перед грузовиками выстроились цепи ОМОНа. Толпа сзади напирала, первые ряды уперлись в бойцов ОМОНа с резиновыми дубинками наизготовку. Кое-кто из манифестантов попытался пробить брешь в заграждении, используя в качестве тарана грузовики: в машинах почему-то не оказалось водителей, хотя в замке зажигания торчал ключ. В результате погиб 25-летний омоновец, зажатый между двумя ЗИЛами и скончавшийся в больнице от полученных травм. Милиция пустила в ход «демократизаторы» и водометы. Митингующие — а это в массе своей были пожилые люди — отбивались флагштоками советских и трехцветных имперских флагов. А над дерущимися полоскался на ветру растянутый поперек проспекта плакат: «С праздником, дорогие россияне!» Впоследствии именно эту демонстрацию Поляков изобразит в романе «Замыслил я побег…», описывая гибель одного из своих героев — советского патриота генерал-майора Лабензона.

…………………..

Поначалу митинговать собирались на площади Гагарина, но потом толпа двинулась по привычке на Манежную — там прокричать: «Банду Ельцина под суд!» — чтобы этот беспалый белобилетник слышал и трепетал в своем кремлевском логове. Борис Исаакович был, как всегда, в генеральском мундире, при наградах и, как всегда, шел в первых рядах с красным флагом на свинчивающемся древке. Рядом шагал верный Джедай с гитарой. Толпа дошла до омоновцев, перегородивших Ленинский проспект, и остановилась. Точнее, остановились первые шеренги, а задние все подходили и подходили от площади Гагарина, туже и туже сжимая народную пружину. Башмаков запомнил это выражение — «народная пружина», брошенное на поминках говорливым есаулом Гречко.