Видимо-невидимо  - читать онлайн книгу. Автор: Алекс Гарридо cтр.№ 4

– Заберите меня отсюда… – выдохнул Видаль, тихо-тихо, чтобы не услышала мать в доме и отец, чинивший повозку во дворе. – Заберите… отсюда…

И, чтобы показать, в чем дело, быстро провел рукой по затылку и шее вниз, сколько достал.

– Они опять… нового… я не могу больше.

Незнакомец окинул его быстрым взглядом, как будто измерил вширь и вглубь, едва заметно кивнул и, посмотрев вперед вдоль улицы, снова перевел взгляд на Видаля: понял ли? Видаль понял.

Через час, когда уже стемнело, он нашел незнакомца на краю поселка. Тот поджидал его, сидя на камне у обочины. Увидев Хосе, он поднялся и пошел вперед, не оборачиваясь, а Хосе пошел за ним, и они шли и ни о чем не говорили до самого утра.

Потом мастер назвал свое имя: Хейно Куусела.

Мастер собирался пересечь пустыню с караваном из Лос-Локоса. Там, на другом краю Десьерто, был известный переход – до Суматохи, а уж оттуда куда угодно попасть можно. Но теперь из-за Видаля придется идти самим. Видаль уверенно объяснил, что это невозможно. Мастер только пожал плечами: выбора не было. Видаль согласился. Вернуться домой было хуже.

Когда они уже не могли встать и лежали на раскаленных камнях, глядя на кружащих высоко в небе стервятников, Видаль, измученный жаждой, спросил, правда ли, что каждый человек рождается с родничком на голове.

– Правда, – мастер едва шевелил изорванными жаждой губами. – Но потом родничок закрывается, малыш.

Видаль не расслышал его ответ, он не терял сознания, а только думал, как же так, ведь если бы не закрывались роднички, люди не умирали бы в пустыне… А потом ему приснилось, что он лежит в журчащем потоке, и прохладная вода бежит справа и слева от него.

Мастер тряс его за плечи. Видаль сразу проснулся и неохотно открыл глаза, жалея расстаться с волшебным сном. Но одежда на нем пропиталась водой – и лицо мастера было мокрым.

– Вот ты кто… – зеленые глаза мастера стали совсем прозрачными. – Хорошо.

Они напились, отдохнули и продолжили путь. Родник притих, но не затворился, волосы у Видаля оставались мокрыми – хоть выжимай, одежда на спине не высыхала, а он и не думал печалиться.

– Кто я? – спросил он у мастера. – И что хорошо? И почему?

– Тебе открывается закрытое. Вот кто ты. Хорошо, что ты быстро это узнал. Ну да, знание было скрыто – и открылось тебе, иначе не могло быть. Почему хорошо…

– Почему? – повторил Видаль.

– Потому что не всё закрытое надо открывать, – нахмурился мастер. – А если тебе это так легко… Лучше знать и быть осторожным. Лучше раньше.

Родничок так и не закрылся до конца, волосы Хосе Видаля всегда оставались мокрыми, но он привык – и не жалел об этом.

На следующее утро они прошли совсем немного. Мастер вдруг сказал:

– Да, пожалуй, уже можно.

И остановился, опустил на камни тощую котомку, стал оглядываться.

Видаль ждал объяснения, но мастер без всякого выражения на лице вглядывался в каменистую равнину вокруг. Добавить хоть слово не соизволил.

– Что можно? – не выдержал Видаль.

Мастер повернул к нему удивленное лицо. Потом терпеливо улыбнулся и всё-таки объяснил:

– Зачем нам идти к переходу, если ты в любом месте можешь отворить путь?

Теперь удивился Видаль: какой еще путь, кроме того, что лежит перед ними – на все стороны разом пустыня вокруг.

– Как родник открыл – так и путь откроешь, – отрезал мастер.

– Я не умею…

Но мастер даже внимания не обратил, продолжал оглядывать окрестности. Хосе вздохнул.

– Где открывать?

– И правда, – буркнул мастер Хейно. – Где? Сам ищи, я – точно не умею! – сел на камни рядом с котомкой и погрузился в молчание.

Хосе потоптался, озираясь, но искать было нечего. Украдкой взглянул на котомку – кроме мотка бечевки и пары сухарей в ней ничего уже не оставалось. Вечером съели по такому же темному, каменной твердости сухарю, запили водой, вот и всё.

– Дома обедать будем, – бросил мастер, не оглядываясь. Видаль сглотнул, сердитый. Он уселся чуть поодаль и принялся ковырять ботинок – подошва отстала, из протертого шерстяного носка торчали грязные пальцы. Тоже есть просит, уныло подумал Видаль.

Так и сидели, кто кого переупрямит, а солнце ползло вверх, накаляя камни. Видаль старался думать о чем-нибудь… о чем-нибудь вообще, кроме двух сухарей в котомке, но маисовые лепешки… и толченый маис с чуточкой мяса, завернутый в маисовые листья… это тоже была еда, а больше не думалось ни о чем. В желудке сосало. Мастер сидел рядом, как неживой, только что дышал. Видалю стало совсем грустно и жалко себя, голодного, брошенного посреди каменных россыпей на милость чужака. Что за обед может быть у него в доме? Из какой муки делают такой темный тугой хлеб, что сухари получаются черные и каменные? Часто ли бывает мясо в котле?

Как будто сквозняком потянуло – прохладная узкая струя низко над землей. Пахнуло влагой… зеленью… сырой древесиной… В мокрой одежде Видалю стало зябко, он поежился, озираясь. Но вокруг так же стеклянно дрожал воздух над раскаленными камнями.

– Ты это чувствуешь? – спросил Хейно Куусела. – Или мне кажется?

– Как будто из-под двери тянет, – пробормотал Видаль.

– Как будто! – вскинул голову мастер. – Торопись, пока открыто… – и бросил камень перед собой. Камень исчез, не долетев до земли. Видаль ахнул, а мастер наставил на него палец и очень раздельно произнес:

– Иди за мной шаг в шаг, след в след. Это недолго. Никакой опасности нет, если ты сам не оступишься.

За дверью ничего не было. Не было света. Не было даже темноты.

– Ничего не видно, – пожаловался Видаль.

– А ничего и нет, – ответил мастер. – Но меня-то ты видишь?

Видаль с удивлением понял, что видит мастера так же хорошо, как видел его по ту сторону двери, при полуденном солнце. Только свет здесь был ни при чем. Мастер просто был – там, где не было больше ничего. И не заметить его было невозможно.

– Не стой на пороге, – поманил мастер. – Захлопнется дверь – тебя сшибет. Иди сюда. Видишь, где стою?

Переставляя по очереди ноги и давая наступать на свои следы, мастер провел его в темноте. Всего-то шагов пять, но Видалю они показались длиннее, чем весь их путь через пустыню.

Когда наконец мастер повернулся к нему спиной и отпустил его руку, Видаль почувствовал, что его ноги дрожат, как у новорожденного ягненка, и весь он был мокрый, трясущийся.

Но вокруг – было. Остро и ясно Видаль почувствовал эту разницу теперь. Вокруг плотно и надежно стояло живое нечто, двигалось внутри себя своими частями, колыхалось, шелестело, дышало. Присутствовало. И мастер почти растворился в темноте – здесь была и темнота, и слабый свет откуда-то сверху. Видаль поднял голову – и увидел исчерченный черными ветвями круглый лик луны.