Видимо-невидимо  - читать онлайн книгу. Автор: Алекс Гарридо

* * *

Эка невидаль – овца… Вон у меня приятель с Белого берега – тот вообще тюлень, а парень отличный: мастер зоркий и за словом в карман не лезет. И положиться на него всегда можно, а в нашем деле это, сами понимаете…

Ну, доброе утро! И ведь плевать, вот как есть плевать, что люди подумают, а сквозь сон каждый раз заново эта песня в голове. Тьфу.

И где те люди? Мостовое дело не безлюдно, правда, где мост, там дорога, где дорога – там и путник. Порой проходят мимо по своим делам, но слухи-то… Это людям с места на место перебраться – целая история: моста ищи, перевоза. А слухи будто сами собой прорастают, сорная трава. Особенно про нашего брата. Так вот проходят, косятся. Делают вид, что им безразлично, да я уж за долгий век нагляделся…

Ставни крепко закрыты, в спальне темно, так что у нас день еще, вроде, не начался, а Мэри, выбравшись из-под одеяла, шлепает босыми ступнями по полу, шуршит одеждой. Повязала передник, волосы собрала в пучок. А я люблю, когда у нее волосы распущены, хмелем вьются. Я тоже выбираюсь из-под одеяла и вынимаю заколки у нее из волос, и завязку передника тяну… Не успею тебе поесть приготовить, шепчет Мэри – и вздыхает. Да что ж я, без рук, что ли? Сам о себе позабочусь, иди ко мне…

Потом уж у самого порога еще поцеловал ее… да на весь день не нацелуешься.

Нельзя ей долго так оставаться, хоть и закрыты ставни, а снаружи-то в нашей Долгой долине белый день. Да и мне мою работу делать нужно: обойти всё, что уже есть, осмотреть хозяйским взглядом, пусть место себя хорошенько запомнит, пусть привыкнет к себе самому, крепче стоять будет.

Толкнул дверь – свет хлынул.

Глаза открыл – уже семенит по зеленому лугу белая овечка, и яблоневый сад над ней бело-розовым облаком стоит.

Каждый день, утром и вечером, обхожу долину, сад, у моста посижу… да мало ли. Всё надо рассмотреть, на каждой мелочи взгляд задержать. И то сказать – мелочи… В нашем деле мелочей нет. Каждая травинка, каждый сучок знать свое место должны. А откуда им знать, как не от меня? Вот и напоминаю, приучаю потихоньку. Целый день на ногах, и это еще начало самое, ведь растет место, растет моя земля день ото дня.

Мост отдельной заботы требует. Значит, надо и к нему завернуть, пройтись туда-обратно, пусть и он к своей работе привыкает. Встречу проходящих, поздороваюсь, покажу, откуда дальше перейти можно. Разговоры у нас короткие получаются, разве что напиться предложить, о погоде пару слов. Ну, погода здесь одна и та же на каждый день, и когда еще Дождевой Ао до нас доберется, а своих дождей здесь пока не завелось. Ао придет, когда тут всё хорошо укрепится, потому что сквозь дождь видится всё неясно, может и совсем размыть.

Так вот и иду себе, смотрю по сторонам. И Мэри моя кудрявая следом увязалась. Я и не против: пробежится, травки свежей пощиплет. Утомится – отстанет. Тут у нас без обид, работу мою жена уважает. И я не беспокоюсь, что с ней беда случиться может. Волков у нас еще нет. И пока я здесь – не будет. Потом, может, сами заведутся или придут из других мест. А мне они здесь не нужны. Жена моя…

Есть места, где лучше язычок-то прикусить.

Кто ж виноват, что ее папаша, понесло его поперек путей господних, ляпнул сдуру: овца ты, Мэри, как есть овца! А на закате дело было. Вечерять, значит, они уселись при дороге, а Мэри то ли соль опрокинула, то ли вообще ее в котомку не уложила.

А Клятая пустошь, куда их занесло в недобрый час, место хитрое. Мы такие места называем крепкими, потому что слово, произнесенное там, – крепко, неотменимо. Сразу как ничего и не случилось, папаша привычно ворчал, девица привычно терпела… только утром просыпается папаша – под кустом овечка кудрявая травку щиплет, хвостиком потрусывает, а дочки родной нет как нет.

Что правда, то правда, рассеянная она. Бывает, сядем за стол, а ложки-то она положить забыла. Смотрит на меня, улыбается: что, мол, Хэмиш, не ешь? А мне и слово ей в укор сказать неохота: встану сам, хоть и нашагался за день по долине, не отвалятся ноги, а тут и она вскинется, смутится вся…

Рассеянная. Ну так я бы на вас посмотрел, если бы вам каждое утро овцой оборачиваться, а каждый вечер – опять человеком, вот чем бы у вас голова занята была?

Овца, эка невидаль! У моего приятеля с Семиозёрья, он сейчас Туманную косу высматривает, птица на голове живет – и ничего. Очень даже мужик замечательный, вот уж кому ни мостов, ни дорог проложенных не надо, ходит где хочет. А тут – овца всего-навсего.

Да за нашего брата не всякая и пойдет. Сегодня муж есть, а завтра – ищи ветра. И добро б навеки сгинул – нет, вернется. Только вот он и сам не знает, когда вернется, не дано ему знать. Да и вернется – ненадолго. И опять уйдет. Придет в другой раз – а сын уже в притолоку головой упирается, жена с клюкой горбится… И ведь если с нашим братом связалась – и думать не моги другого себе искать. Всё равно ничего не выйдет. Потому что наш брат только в таких местах и женится, где слово крепко, неотменимо. И если сказалась верной женой – верной женой и будешь, а хочешь того, нет ли – дело десятое. Только и остается, что по пустошам скитаться и в безлюдье жизнь коротать. Мастер-то всегда при деле и к зияющим дырам вокруг дома привычен, а жене каково? Словом перекинуться не с кем. И не идут за наших.

А Мэри всегда со мной, и в радость ей это. Сначала один прихожу – место присмотреть. Поставлю дом, заложу сад – и за милой женой, чтобы привести ее под готовый кров, к живому очагу. Вокруг, конечно, сущее безобразие творится, но где я ее нашел, то местечко покривее многих будет, Голый склон называется, там не всякий и из наших надолго задержится. Уж как ее туда занесло – ума не приложу, а она не говорит.

Голый склон – он голый и есть, и ничего там больше нет. Но глина там славная, видно, скоро речка народится рядом, вот и берег есть, а где один берег есть – там мне и работа, лучше нет способа второй берег найти, как мостом к нему дотянуться. Так что я туда с двойным прицелом забрел: и на разведку, и глины гончару Семигоричу добыть – Кукунтай-тюлень ему все уши прожужжал, какая там славная глина, а самому Олесю тогда с Зеленого яру ходу не было. Не устоял бы Зеленый яр без Олеся-гончара. Давно это было, еще до Райдуги.

И вот там, на Голом склоне, я ее встретил. Тьма кромешная, редко где звездочка дальняя пробьется сквозь начальную Тьму, и сидит девушка кудрявая, коленки стиснув, пальцами в глину вцепившись, вздохнуть боится: склон-то крутой, как есть голый, глинистый, скользкий… а кроме склона и нет ничего.

Остался в тот раз Олесь без глины, а я вот – жену нашел. Подошел к ней медленно, чтобы не дернулась с испугу, без привычки в таких местах шевелиться и правда не стоит – запросто в бездну канешь… Заговорил спокойно, ласково. Я, мол, Мак-Грегор, строитель, а для такой милой девицы – просто Хэмиш, а ты кто? А она в руку мою протянутую вцепилась пальцами перемазанными, глаза безумные, кричит без голоса: ты живой, живой… Эка невидаль – быть живым! У меня приятель на Лежачем камне, так его еще и не со всякой стороны увидишь, потому что вообще плоский, нарисованный. Но какую музыку делает! Душу вытряхнет и вывернет, и уходишь от того камня, как заново родившись. А поживет на том камне еще – и будет живое место, потому что быть живым – это заразно.