Экзамен. Дивертисмент - читать онлайн книгу. Автор: Хулио Кортасар cтр.№ 49

еще одно пиво и жареной картошки (да она сырая и вовсе не картошка).

– А я так хорошо добралась, со мной ничего не случилось, – сказала Стелла. – Да, действительно, около Факультета стояло несколько грузовиков, подпирали стену института.

– Половина седьмого, – сказал Андрес. – И на улице почти ничего не видно.

– Все уже разошлись по домам, – сказала Стелла. – Только смотритель стоял в дверях Факультета. Я поздоровалась с ним, но он меня не узнал. А изнутри слышались голоса, но, по-моему, народу немного было.

– Пошли туда, – сказал Андрес, – там-то уж с ребятами не разминемся.

Но они ушли не сразу. Парень за столиком у стены проглядывал странички, что-то писал. Иногда он проводил рукою по растрепанным волосам, беспокойно ерзал на стуле, а потом снова погружался в свое занятие. «Этот гнет свое, – подумал Андрес. – Когда видишь такого, начинаешь думать, что как бы то ни было —

а, может, всего-навсего царапает диалог для радиопьесы». Он чувствовал себя глупо, когда размягчался, словно раскисший жареный картофель. «Нам бы следовало обучиться искусству губки: вся пропитана водой, но она сама по себе, собирает воду, но существует от нее совершенно отдельно —».

Стелла ждала его у двери: синяя шелковая блузка и стройные ноги в золотистом пушке. Проходя мимо парня, Андрес едва удержался от искушения остановиться и заговорить с ним. «Может, он одинок, как я, – подумал вслух Андрес, отчетливо прокатывая каждый слог в сухой глотке. – Заповедь писателя noli me tangere ^[86]. С этим приходишь, но с этим и умираешь. Как —»

Больше слов не хватило —

а только видение – кожаный диван – длинные вытянутые ноги —

рука вверх ладонью —

(и очки, вспомнилось ему, плясали в руке у служащего, сквозь которые уже никогда не проникнут предметы к чувствительным клеткам, чтобы те их увидели, —

он подозревал, что то, вне его, и есть МИР

мир – мир – мир)

– Невероятно, – прошептал он, стоя уже рядом со Стеллой в дверях, —

это – я, тот, что влачится в дыму,

подражая сам себе, переделывая себя, спасаясь —

О, финальное единение, подступ! («Но у меня уже есть доказательства, что это не так, – предупредил он сам себя. – Я великолепнейшим образом видел, что не имею ничего общего с тем, который умирал. Он умер, а я есть, я продолжаю жить. Пустые слова? Но вот он я, вот я до себя дотрагиваюсь. Дышу глубоко. Вот он я. Я – все еще, я – всегда. Что может поделать со мной небытие?»)

– Стелла, дорогая, – сказал Андрес. – Небытие нам не грозит.

– Небытие?

– Да, Стелла. Нам не грозит, а мы и не знали. Я не знал этого точно и только теперь начинаю вживаться в это. Не грозит, не грозит. Небытие, Стелла, – для других. Для того, который умер в книжном магазине. Для него, который уже не может его отрицать. Но какое отношение имеет к нему небытие, если он – уже не он? Мы никоим образом не можем быть небытием, а значит, мы не имеем с ним ничего общего. Оно нас не касается. Когда мы перестаем быть тем, что мы есть, оно подступает, но оно – не мы. Бесполезно искать слова. Когда перестаешь петь, кажется, что тишина падает на музыку, но это ложь, Стелла. Тишина тоже не существует. Просто музыка есть или ее нет. Не принимай этой концепции – существования тишины. Смотри, такси.

У аптеки на углу Сан-Мартина и Виамонте они перешли на другую сторону и пошли к тусклым огонькам, маячившим у тротуара, где два красных фонаря обозначали место провала. То, что они приняли за такси, оказалось черным автомобилем со служебным номером, набитым полицейскими, что-то охранявшими.

– Вообще осторожней с концепциями, – прошептал Андрес, и Стелла поняла, что говорил он это вовсе не ей.

– Документы, – попросил полицейский, возвышавшийся в дверях.

Андрес и Стелла остановились на середине лестницы и смотрели на него.

– Без документов сюда нельзя.

– Почему? – спросил Андрес.

– Такой приказ, и все, – сказал полицейский. Стелла вынула сберегательную книжку, а Андрес переворошил все в бумажнике, пока не нашел удостоверение личности. Когда он поднял глаза, с тротуара на него смотрела Клара. Хуан с репортером чуть отстали, занятые спором.

– Привет, – сказала Клара.

– Привет, – повторила Стелла, поднимаясь по ступенькам. Предъявила книжку полицейскому и вошла.

Клара подошла к Андресу. Они молча поднялись по ступенькам. Полицейский посмотрел их документы и пропустил.

Хуан с репортером шли и разговаривали от самого метро, от конечной станции —

потому что выходы на Флориду были закрыты, говорили (Клара слышала это от какого-то солдатика), что станция использовалась в качестве госпиталя «скорой помощи», куда относили отравленных после того, как им оказывали первую помощь в медпункте на углу, —

и никак не могли прийти к согласию относительно Заведения и Факультета. Знали одно: между ними существовала ненависть, и однажды Чтец из Заведения так определил Факультет: «Это выдающееся учреждение благодаря своей массивной лестнице», а декан оскорбленного Факультета придумал для Заведения название «His master’s voice» ^[87].

Репортеру казалось, что —

однако, увидев в дверях Андреса, они так обрадовались, что перестали спорить («Тема выеденного яйца не стоит», – сказал репортер) и прямо в вестибюле, где возносилась

массивная лестница, —

сошлись впятером, чтобы наконец-то поговорить, и выжидали, когда можно будет захватить скамейку возле окошечка, —

и с некоторым удивлением наблюдали за столом, где сидели два смотрителя, занимая самую середину и без того довольно ограниченного пространства, отчего поток студентов двигался медленно и все время стопорился.

– Первый раз вижу смотрителей такими важными, – сказал Хуан, хлопая по рукавам пиджака, будто таким образом мог стряхнуть влагу, от которой пиджак помялся. – Величественны, как боги на Олимпе.

– Они всегда были величественны, – сказала Клара, опираясь на Хуана, словно у нее не осталось больше сил. – Но чтобы так сидеть за столом – это, пожалуй, слишком. Пошли сядем где-нибудь на лестнице.

– Можно войти в аудитории? – спросил Хуан у смотрителя.

– Нет.

– Почему?

– Они заперты на ключ.

– А ключи у кого?

Смотритель поглядел на своего напарника, а Андрес отступил на шаг и занял крайнее место на скамейке. Тронув Клару за плечо, подождал, пока она сядет. Репортер подошел к ним, и студенты на скамейке подвинулись, давая ему место. «Только мне может прийти в голову так одеться на улицу», – сказал один из них, словно бы сам себе. «Прелестный костюмчик, пальчики оближешь». Клара слушала, чувствуя, что ее воля куда-то делась, внезапно и стремительно нахлынула усталость. «А ей нравится, когда я помыкаю ею», – услышала она разговор студентов на другом конце скамейки. Андрес смотрел на нее, стоя напротив и чуть пригнувшись, изо всех сил стараясь не задеть ее.