Ресторан "Хиллс" - читать онлайн книгу. Автор: Матиас Фалдбаккен cтр.№ 41

Шпиль, возносящийся к небу на заднем плане, похож на шпиль церкви святого Андреаса. Не удержавшись, я оставляю под изображением анонимный комментарий. Сроко кончается «Детский час», пишу я. Описку я замечаю слишком поздно. Сроко. Теперь от меня в интернете еще и это останется. Я самый бездарный бот. Время давно уж перевалило за семь, не пройдет и часу, как зал заполнится народом. Есть предел тому, сколько внимания я смогу уделять Анне в течение вечера. Поскорее бы Эдгар ответил. Я сочиняю новое анонимное послание. Я вижу тебя онлайн в Копенгагене, пишу я и отправляю сообщение. Опять меня переклинило. Строго говоря, онлайн и в Копенгагене – это два разных места.

Анна сидит себе за своим столиком, она как-то очень мило читает; теперь у нее в волосах не пять, а только четыре крабика. Я смотрю на нее воспаленными от зависания в интернете глазами. По красочной обложке можно догадаться, что и эта книга – фэнтези. Романеско почти съедена. Я рассказываю, что в данный момент Эдгар не может ответить, так что, видимо, придется еще подождать. Не похоже, чтобы это ее сильно обеспокоило. Ты не устала? – интересуюсь я. Не очень, отвечает она, но глаза говорят обратное. Я предлагаю попросить у повара бечевку, чтобы она сплела пока прихватку или что-нибудь еще. У нее это хорошо получается. Она говорит, что лучше почитает книжку.

Метрдотель склонился над книгой учета заказов. Стол, за которым сидит девочка, забронирован с 19.30, говорит он. Сколько еще она у нас пробудет? Я отвечаю, что этого я, к сожалению, не знаю. Он спрашивает, несу ли я за нее ответственность. Полагаю, что так, говорю я. Дружба дружбой, а табачок врозь, говорит он и отворачивается. Я спрашиваю, что он хотел этим сказать. Мне придется придумать, как быть с девчушкой после 20.00, говорит он. Я отправляюсь в бар за напитками для Селлерсова столика. Наполняя бокалы бургундским, Шеф-бар рассказывает, что Блез с Хрюшоном как следует насели на Селлерса. А Дама-детка их подзуживает. Блез живет недалеко отсюда, и я могла бы тебя эскортировать, сказала она, как утверждает Шеф-бар. Эскортировать? Что за дурацкое слово? Ну, не знаю. Они уговаривают Селлерса пойти с Блезом к нему домой. Я слушаю вполуха. Селлерс ох как не прост, говорит она. Он весь из себя такой любезный и покладистый, но с панталыку его не собьешь. Шеф-бар снедает любопытство.

Ситуация затягивается. Не представляю, в котором часу я сегодня смогу уйти домой, и виноват в этом Эдгар. Его стараниями я заперт здесь как в клетке. Я валюсь с ног. К тому же из-за него мне приходится за спиной шеф-повара протискиваться в раздевалку, к лежащему в демисезонной куртке телефону, что вынуждает меня с некоторой регулярностью притираться к повару.

Ирония заключается в том, что именно Эдгар сидел тут и жаловался мне на нескончаемый поток информации, обрушивающийся на нас. Не я первый, не я последний это говорю, сказал он, но именно в эту минуту я всем своим существом ощущаю, что всё, предел настал. Никогда еще СМИ не навязывали нам информацию так беззастенчиво. И никогда еще не существовало так много разных СМИ; и эти слова, сказал Эдгар, не теряют своей актуальности, повторяй их хоть каждый день. Но сегодня поток информации просто зашкаливает. Нет сил отплевываться от этого потока. Сегодня чаша переполнилась. Будто тянулся за стаканом воды, а тебя окатили из ведра. Сегодня поток мчит как никогда. Слишком мощно мчит. Никогда мне не втюхивали больше инфы, чем сегодня, в этот самый последний день в ряду прожитых мною дней. Никогда не втюхивали ее так безудержно. Поток информации сносит все на своем пути. Бурлит. Сбивает с ног. Так говорил Эдгар. А теперь он сам, так сказать, выпендривается онлайн в Копенгагене, грузит информацией мой телефон, лежащий в кармане куртки, и выманивает меня в раздевалку, и мне не отвечает.

Через полчаса Анна должна освободить столик.

Я слышу, как Селлерс пытается убедить собеседников в том, что нужно позвонить Рэймонду и пригласить его вместе с ними сходить и оценить рисунок, поскольку хорошо разбирается в искусстве как раз Рэймонд. Это какой Рэймонд? – спрашивают остальные. Да вот такой здоровенный мужик, который часто бывает тут вместе со мной, говорит Селлерс. У него еще внешность типичного южанина. Классический южанин-здоровяк. А, этот. Но, может, не стоит его звать, ведь он всегда таскает с собой еще третьего вашего приятеля, резкого такого. Вы про Братланна? – спрашивает Селлерс. Ну Да, про Братланна, говорят остальные. Тут Селлерс хмыкает и говорит, что Братланн кроток как овечка. Не стоит из-за него беспокоиться. Он просто хорохорится немножко. Типичное для южан поведение, говорит Селлерс. Ну не знаю, стоит ли подпускать такого шалопута близко к Гольбейну, говорит Блез, мягко, но без экивоков. Шалопута? Ну что вы, на Братланна можно положиться. Он большой энтузиаст, говорит Селлерс. Он много лет занимается музыкой, серфингом и прочими печальными вещами. Возможно, он производит впечатление несколько вспыльчивого человека, но он не злой. Правда, к заведениям такого высокого разряда, как это, он, пожалуй, относится несколько скептически, говорит Селлерс. Не это ли вас смущает? Как-то раз он был совершенно сражен присланной ему посылкой, в которой оказался набор всевозможных непонятных гурманских продуктов. Братланн не мог этого вынести, он совершенно пал духом. Посылку доставили слишком поздно вечером, рассказывает Селлерс, и там были не только продукты, вместе с посылкой пришел ящик с тяжелым как свинец красным вином. Всю ночь потом Братланн промучился, бегая в туалет. После этого он полностью отказался от амбиций в сфере эпикурейства и стал относиться к гурманству с большой долей подозрительности. Может быть, поэтому он так резко и реагирует на снобизм в любых проявлениях. К этому можно относиться по-разному, говорит Селлерс, но Братланн предпочитает всему такос из супермаркета. Как дорвется до него, так не может остановиться. А вы как относитесь к такому блюду, как такос?

Ну вот, возле Анны появляется строгий Метрдотель; под его наблюдением она собирает рюкзачок, или свою жалкую котомку, чуть было не сказал я, такое это печальное зрелище. Рюкзак или ранец не годятся в качестве обозначений предмета, куда он заставляет Анну запихивать пожитки; нет, она складывает котомку. Я спрашиваю, что тут происходит, а Мэтр отвечает, что время истекло. Но поймите, говорю я, отцу девочки пришлось задержаться, ей необходимо остаться здесь до его прихода. Одному вершки, другому корешки, говорит Мэтр, приблизив свое раздутое раскрасневшееся лицо вплотную к моему. Будьте любезны, позвольте нам немного отдохнуть от народной мудрости, говорю я. Во мне все кипит. Он продолжает смотреть на меня, не отводя глаз. Анна стоит с упакованными пожитками и смотрит на нас. Ее лицо покрыла бледность, кажется мне. Никакого сомнения в том, что она устала. Что же мне теперь делать?

– Иди сюда, посиди с нами, Анна.

Это Дама-детка, тут как тут, крутится вокруг, сует свой нос. И чего она вмешивается? Но говорит вроде бы вполне искренне. И все же, думаю я, настоящее лицо Дамы-детки – это тоже маска, и ужасная. Рядом с ней любой чувствует себя посторонним.