Кока-гола компани - читать онлайн книгу. Автор: Матиас Фалдбаккен cтр.№ 36

Пердссоновский дружок из Службы внутренне-собственной безопасности спросил Ёрана позже, что это такое на них нашло тогда, и Ёран Пердссон стыдливо признался, что это он послужил причиной оргии; вот тогда-то отставник и отдарил остатки своих запасов ксанакса производителю моющих средств. После этого Ёран Пердссон совершенно переродился. Человек, годами отравлявший окружающим жизнь своими неврозами и беспричинными сменами настроения, внезапно стал чутким и легким в общении — травма из-за Спидо остается, возможно, тем единственным нарывом, который ксанаксу пока не удалось вскрыть — так что Пердссон считает целесообразным заглатывать 3–4 мг ксанакса ежедневно.

Симпель остановился на 2 мг в день, столько он принимает уже несколько лет. Взрывной темперамент Симпеля в том виде, как он проявляет себя сегодня, это просто семечки по сравнению с тем, по каким волнам его швыряло до того. В период взросления ему раз за разом ставили злосчастный комбинированный диагноз миодистрофия Беккера/синдром Туретта — хотя однозначными результаты анализов назвать было нельзя. Таким образом, в течение целого ряда лет Симпеля пичкали не теми лекарствами, что нужно, пока какой-то американец, подсевший на колеса, не рассказал ему, что ксанакс здорово помогает, независимо от того, чем человек болен. А заодно приемом ксанакса ему удалось свести почти на нет серьезные нарушения сна. И все это за смешную цену — попадания в цепи зависимости. В последние годы пилюли добывал Айзенманн, который пока еще облажался всего два раза — прошляпил сроки поставок; результатом этого явился такой приступ ярости со стороны Симпеля, что даже Лониль как собачонка жался к стенам типовой квартирки. Каждый раз сразу же после обеих допущенных Айзенманном промашек в его дверях возникала Мома-Айша со своим братом Ненезимом, всего через четыре месяца после ее отъезда переехавшим из Занзибара вслед за ней, по указанию папы Дэда — ведь должен же кто-нибудь присматривать за Мома-Айшей в этом большом мире; а что на роль этого кого-нибудь был выбран Ненезим, оказалось весьма кстати; голова Айзенманна вполне поместилась бы внутри одного из его бицепсов. В последний раз, ну то есть когда они второй раз заявились к Айзенманну, Мома-Айша вообще ничего не говорила, она предоставила Ненезиму разразиться потоком слов на каком-то занзибарском наречии, с вкрапленными то там, то сям «ксанаксами». Айзенманн ни хрена не понимал, но кивал и полностью соглашался. С тех пор, как Айзенманн приступил к обязанностям реквизитора, прошло всего пару недель; теперь до него дошло, что ему перепала самая вшивая работенка во всем проклятом концерне ЕБУНТ. Но у него и в мыслях не было из-за этого уйти с работы. Ему совсем не трудно понять вспышки гнева Симпеля из-за ксанакса (хотя ему и кажется, что засылать к нему нубийского брательника Мома-Айши было уж слишком и, может быть, даже не по-товарищески) — ведь и сам Айзенманн — не вполне невинная головушка, кушает антидепрессант буспар. Свой буспар и ксанакс Айзенманн обычно покупает у одного и того же чувака — иными словами, работа реквизитором не особо подогревает желание ограничить прием буспара, если принять во внимание, сколь часто встречаются Айзенманн и Колесник (поставщик). А это два раза в неделю. Самое меньшее. Выбор у Колесника самый экзотический во всей на хрен Скандинавии, и для такого податливого парня, как Айзенманн, стоять и смотреть, как Колесник взвешивает колеса самых разных цветов, не купив и себе заначечку, — это не фунт изюму.

Вчерашний вечер, то есть вечер после рабочего совещания, Ёран Пердссон провел дома в своей квартире. Он тщательно забинтовал след укуса, оставленный Лонилем на его икре. Тут он ощутил какое-то напряжение, и сначала попытался сам помассировать себе мышцы затылка, но вскоре перешел на классическую мастурбацию, единственный способ снять напряжение, а в дополнение к такой удачной идее он в течение 4½ часов смотрел подряд сменяющие один другой порновидеофильмы, а также с аппетитом кушал ксанакс. Сегодня, в субботу 12-го декабря, он спит до трех часов дня.

Мома-Айша еще не заснула. Она лежит в своей двуспальной кровати в настоящем героиново-толерантном настроении и слушает Лониля, который как идиот стучит колпачком фломастера по экрану телевизора. Ей часто приходит в голову мысль, что героин делает тебя более толерантным, чем рождение ребенка. Время от времени она перекатывает голову влево, смотрит на Симпеля и поглаживает его по груди и по лбу. Он лежит совершенно неподвижно. Кажется даже, что он умер. Мома-Айше приходится пристально приглядываться к его грудной клетке, чтобы убедиться, что он на самом деле дышит. Время приближается к двенадцати, и Мома-Айша знает, что скоро он проснется. На тумбочку рядом с кроватью с его стороны, поверх штабелей всяческого подозрительного чтива (там всё, что угодно, от космологии Маврикия до научно-популярных трудов Ландау и Кумера) она поставила пузырек с ксанаксом, рядом положила его курительные принадлежности; ей-то хорошо известно, что после 8–9 часового сна действие ксанакса на его центральную нервную систему ослабло; баланс (или дисбаланс) веществ необходимо восстановить, как только он проснется, хотя бы ради лада в семейной жизни.

Несколькими минутами позже Симпель распахивает глаза и приподнимает верхнюю половину тела, как вампир в гробу. Он уж начинает было ругаться и шипеть, но тут его взгляд, светящийся недостатком химического стимула, падает на пузырек с ксанаксом; он хватает пузырек и, спотыкаясь, бредет через гостиную в ванную. Он заглатывает 1 мг, выливает поставленный Мома-Айшей кофе и ставит свежий. В бестолковом хождении голышом и курении, пересыпаемыми ругательствами, проходит более четверти часа, и тут он замечает Типтопа, который сидя спит на дерматиновом диване в верхней одежде, опустив подбородок на грудь. «Торчок чертов», думает Симпель, идет в спальню и натягивает на себя привычный камуфляж нормального человека. Застегивая штаны, он ухватывает рукой жир на пузе, скромненькая такая жменька, и думает про себя, что в общем и целом совсем не плохо для сороковника суметь набрать так мало лишних килограммов, но, в общем, один черт, думает он, чихать я хотел на то, как я выгляжу, думает он дальше, и гонит от себя все мысли, пока взгляд его не упирается в голую Мома-Айшу; тогда он думает, что ему чихать и на то, как она выглядит, но то, что она выглядит так, как выглядит, тоже не лишнее. Потом он уходит в гостиную.

— Лониль, есть хочешь? Карпаччо?

— Ага.

Симпель приносит чашечку кофе для себя и полностью забывает о еде. Затем он усаживается на диван рядом с Типтопом и курит. Ксанакс начинает проникать в спинной мозг, и он чувствует себя окей. Задевает Типтопа коленом, и секунды через три-четыре Типтоп реагирует на толчок. После долгих неудачных попыток он приоткрывает глаза, еще дольше старательно фокусирует взгляд и, сумев в конце концов навести его с необходимой резкостью на лицо Симпеля, издает нечто среднее между хмыканьем, стоном и улыбкой.

— Приветик, говорит он.

— Что, спишь, значит, сидя, торчок чертов, говорит Симпель.

— Ммм…

— Мог бы уж для приличия уличную обувь снять.

— Ммм… кивает Типтоп.