Хитрее человека. Исчерпывающая история крысы и человеческая цивилизация - читать онлайн книгу. Автор: Роберт Хендриксон cтр.№ 52

Стоит мыши победить в бою, как это преимущество перерастает в физиологическую потребность сохранить лидерство, которую она всеми силами старается удовлетворить, другими словами, принципа «ставить на карту все ради успеха» придерживаются не только люди. Самцам, проигравшим сражение на вражеской территории, куда их помещал Кроукрофт, приходилось несладко; выжить этим неудачникам помогали «лишь собратья по несчастью» (т. е. другие побежденные самцы), образующие в группе низшую касту.

«Некоторые самцы, получив жестокий отпор и потерпев поражение, отказывались от сопротивления и отрекались от своего племени, превращаясь в социальных паразитов, или париев Они были настолько запуганы, что больше не выказывали агрессии по отношению к другим, а только жались друг к другу, пытаясь согреться… Они спали не бок о бок, а слоями, стараясь подлезть под своего соседа. Эти изгои избегали попадаться на глаза лидерам. Согласно беспощадному приговору они выпадали из повседневной жизни и оказывались в вакууме, который существует даже в самой плотной толпе, жались по углам, держась подальше от дозорных, охраняющих территорию. Теперь эти парии могли выжить лишь в искусственных условиях, обеспечивающих изобилие корма и полное отсутствие хищников».

Впрочем, Кроукрофт не без оптимизма сообщает о том, что перебравшись на новую территорию, мышь может начать новую жизнь и даже преуспеть в ней, то есть в каком-то смысле повторить судьбу колонистов, осваивающих новые земли. Утверждение, будто мыши склонны к тирании, ошибочное. Запасные выходы, места отведенные для мочеиспускания и дефекации, так же как гнезда и столовые, используются членами коллектива на равных условиях. Кроме того, члены группы практикуют взаимное ухаживание, посвящая этому занятию немало времени: каждая из мышей вычесывает своим собратьям спину, шею и другие труднодоступные участки тела.

Взрослая домовая мышь обычно имеет буровато-серую окраску с более светлым брюшком, хвост у нее длиннее, а чешуйки на нем заметнее, чем у других видов. Самцы и самки почти не отличаются друг от друга. Несмотря на относительно большие глаза, мышь не может похвастаться зоркостью и в основном различает близко расположенные движущиеся объекты. Слух мыши гораздо острее зрения и настроен на звуки высокой частоты. Человеческое ухо не способно улавливать некоторые из издаваемых мышами звуков, однако — к несчастью для мышей — кошки прекрасно слышат все их «разговоры». Часть мышиных трелей, которую воспринимает человеческий слух, не лишена приятности. Было много сообщений о «поющих» мышах, издающих негромкий «щебет», представляющий собой «серии музыкального посвистывания и чириканья». Исследователи, занимавшиеся изучением этого явления, обычно обнаруживали у мышей отклонения в строении носоглотки и приписывали их «пение» болезненному состоянию, напоминающему астму или бронхит. Находились очевидцы, утверждавшие, что мыши любят музыку и, заслышав какую-нибудь мелодию, неподвижно замирают, внимая каждому звуку. Вероятно, звуки нижних регистров, к которым невосприимчивы эти меломаны, доносятся до них приглушенно и вызывают замедленную реакцию.

Во время своих ночных вылазок за продовольствием мышь и ее родственники полагаются на тонкое чутье и вкус. Длинные, крайне чувствительные усики (вибриссы) позволяют мыши в полной темноте ориентироваться в узких туннелях, даже в незнакомом месте. Мышь не относится к животным, ведущим исключительно ночной образ жизни, и предпочитает кормиться в сумерках или на рассвете, хотя любит поесть и в течение дня. Для полноценной (мышеподобные), включая мышей Нового (Cricetinae) и Старого Света (Murinae). Как ни странно, но с точки зрения эволюции предками современных видов считаются мыши Нового Света, тогда как распространенные в Европе мыши Старого Света представляют собой более современные вариации.

Первой следует упомянуть полевую или луговую мышь (Microtus), которую в Европе часто называют полевкой, а иногда древесной мышью. В северном полушарии, в том числе в Северной Америке и Европе, распространено около 238 видов полевой мыши, многие из этих видов являются разносчиками чумы. Испокон веков полевая мышь наносила ущерб сельскому хозяйству, совершая набеги на поля и строя под ними запутанные лабиринты. Численность ее популяций колеблется в соответствии с четырехлетним циклом. На его пике поголовье хищников, питающихся мышами, а это — канюки, пустельги, совы, чайки, вороны, сороки, сорокопуты, цапли, аисты, ласки, хорьки, лисы и множество других — наносит численности этих грызунов значительный урон. К тому же перенаселение вызывает у мышей стресс, сопровождающийся физическим и нервным истощением, в результате численность популяции сокращается.

Венгерский ученый, державший в неволе пару обыкновенных полевых мышей, за десять месяцев получил от них три поколения потомства, численность которого составила 2557 особей, и пришел к выводу, что мыши воспроизводятся быстрее бабочек, откладывающих от 200 до 300 яиц в год. Еще не прекратив кормить очередной выводок, самка полевой мыши обычно уже вынашивает следующий. И без того многочисленная полевая мышь размножается быстрее остальных видов. Полевка, обитающая в Британии (Microtus agrestis), производит за год 17 пометов, в каждом из которых по 13 детенышей (то есть 121 особь), причем самки способны забеременеть в возрасте 25 дней, не перестав еще сосать свою мать.

Полевая мышь строит свои норы под землей. Бывает, что легионы этих грызунов захватывают целые области, уничтожая весь урожай. Они отличаются необычайной прожорливостью — известны случаи, когда полевки забирались в ульи, убивали пчел и пожирали весь мед. Как свидетельствует знаменитый американский натуралист Джон Барроу (1894), эта ближайшая родственница домовой мыши умеет плавать, лазать и копать:

«Эта встреча произошла на второй день моего путешествия. Мышь тоже направлялась по своим делам, и наши пути пересеклись посередине горного озера. Я как раз выбирал наживку, как вдруг заметил на поверхности воды У-образный силуэт, причем вершина треугольника медленно продвигалась по направлению к противоположному берегу. Я подплыл поближе и увидел усердно гребущую мышь…. Ее маленькие лапки работали, словно вращающиеся лопасти парохода. Увидев меня, она нырнула, надеясь спастись, но тотчас же пробкой выскочила на поверхность. Я от души посмеялся, наблюдая за тем, как она снова и снова пыталась нырнуть и всякий раз мгновенно выскакивала обратно. Ей так и не удалось задержаться под водой дольше, чем на секунду-другую. Я протянул ей весло, она взбежала по нему и оказалась у меня в ладони, где посидела некоторое время, приводя в порядок шерстку и согреваясь.

По-видимому, теперь я не внушал ей ни малейшего страха — вероятно, ей никогда еще не доводилось пожимать руку человеку. Таких мышей называют луговыми, но эта, очевидно, прожила всю жизнь в лесу и была до странности неискушенной и наивной, судя по тому, как поблескивали ее маленькие круглые глазки, когда она обнюхивала меня, пытаясь выяснить, не окажусь ли я опаснее, чем показалось ей на первый взгляд. Я посадил ее на дно лодки и возобновил рыбалку. Однако вскоре мышь начала проявлять беспокойство — ей явно не терпелось отправиться по своим делам.

Решительно взобравшись на борт лодки, она уставилась в воду. По некоторому размышлению мышка пришла к выводу, что не может больше ждать, и бесстрашно бросилась за борт, но почему-то — то ли у нее изменились планы, то ли она просто потеряла ориентацию — двинулась в противоположном направлении. Взглянув на нее в последний раз, я увидел только крошечную точку, приближавшуюся к берегу».