– Она точно там, я спрашивала у мамы Сьюзен. Если не будут осторожны, люди подумают, что они – как та парочка из газетного киоска.
– А мне они нравятся, – твердо возразила Нелли. – Кто говорит, что они чем-то не тем заняты?
– Миссис Фергюсон, что живет через дорогу, видела, как они покупают новую кровать. Двуспальную.
– Ну и что это доказывает? У нас с Бертом была двуспальная кровать, а мы ничего в ней не делали.
Дорин ответила, что это все прекрасно, но две женщины – другое дело.
«Почему другое?» – спросила я себя в ящике для угля.
– Ну ваша Джейн может поступить в университет и уехать, она ведь умная.
– Фрэнк такого не допустит, он хочет внуков. А вот если я прямо сейчас не начну пошевеливаться, то для него не будет обеда, и он опять пойдет в паб за запеканкой и горошком. Не хочу давать ему повод.
Она с трудом поднялась на ноги, а Нелли взялась развешивать и пришпиливать прищепками белье. Когда стало безопасно выходить, я выбралась из ящика для угля, совершенно сбитая с толку и перемазанная сажей.
Хорошо, что мне суждено стать миссионеркой. На некоторое время я отложила проблему мужчин и сосредоточилась на чтении Библии. Рано или поздно я влюблюсь, как все остальные, там видно будет.
А потом, несколько лет спустя – совершенно по ошибке – так и произошло.
Мама сказала, что нам нужно сходить в центр города.
– Я не хочу.
– Надевай плащ.
– Я не пойду, там дождь.
– Знаю, и я не собираюсь мокнуть одна.
Она швырнула мне дождевик и повернулась к зеркалу поправить на голове платок. Я пинком выгнала собаку из коробки и попыталась пристегнуть к ее ошейнику поводок. Мама это заметила.
– Оставь шавку, на нее наступят.
– Но…
– Оставь, тебе говорят!
И она схватила одной рукой сумку для покупок, а другой – меня и потащила на автобус и всю дорогу жаловалась на мою неблагодарность. Когда мы сели в автобус, то увидели Мэй с Идой. Идой звали одну из владелиц того запретного газетного киоска, и, помимо всего прочего, она играла за местную команду в кегли.
– Смотрите-ка, Луи с деткой! – воскликнула Мэй.
– Какая там детка, – возразила Ида. – Ей уже четырнадцать стукнуло. Хочешь кокосовый макарун? – Она ткнула в мою сторону смятым пакетиком.
– Спасибо, – сказала мама и взяла один.
– Вы в центр? – спросила Мэй.
Мама кивнула.
– Помяни мое слово, там и фруктов-то путных нет, только всякая дорогущая дрянь из Испании.
– Мы за фаршем, – сказала мама, складывая руки на сумочке.
– Ну, так я тебе говорю, ничего там нет, – повторила Мэй. – И еще кое-что скажу. – Она подалась вперед, навалившись на спинку сиденья и придавив к нему тяжелой грудью мои волосы.
– Мэй! – охнула я.
– Тетя Мэй! – рявкнула мама.
– Давай встретимся в «Трикеттс» в три, выпьем молочного «Хорликса».
И она довольно откинулась на спинку сиденья, высвободив мой скальп.
– Смотри, Луи, детка линяет! – Мэй ткнула пальцем в спину мамы и помахала прядками моих волос, приставших к ее пальто.
– В ее возрасте бывает, – встряла Ида. – Пустяки.
Автобус выехал на Бульвар (мама всегда его так называла – из-за воспоминаний о Париже). Мэй и Ида сошли у торговца требухой, но мама решила ехать до газетного киоска, где выяснилось, что для нее забыли оставить последний номер «Ленты надежды». А я была настолько глупа, что спросила, нельзя ли мне новый дождевик.
– Этот дождевик отца твоего переживет, – последовал ответ.
Потом мы пошли на рынок. Фарш всегда доставался маме дешево, потому что мясник когда-то за ней ухлестывал. Она говорила, что он дьявол, но фарш все равно брала. Пока мясник его заворачивал, я зацепилась дождевиком за крюк для мяса и оторвала рукав.
– Мама! – взвыла я, размахивая рукавом.
– Пфуй! – выдохнула она и, достав рулон клейкой ленты, принялась обматывать мне руку. В этот момент мы увидели миссис Клифтон, которая давала уроки пения и покупки делала в «Маркс-энд-Спенсер».
– У Дженет что-то с рукой? – осведомилась она.
– Просто рукав, – ответила мама, как можно выше держа голову.
– Но, кажется, ей нужен новый дождевик, вы так не думаете?
Мама переложила из руки в руку сумку с покупками.
– Нет, не нужен, – вмешалась я. – Мне правда этот нравится.
Она посмотрела на меня с отвращением.
– Ну, по-моему…
– Мы как раз сегодня идем за новым, – твердо сказала мама. – До свидания.
Она подтолкнула меня к выходу, оставив миссис Клифтон у свиного желудка.
– Ты просто позорище, – зашипела мама, едва мы отошли подальше. – Что сказал бы твой дедушка?
– Он же умер.
– Не в том суть.
– Она гусыня надутая, и она мне не нравится.
– Помолчи, у нее прекрасный дом.
Не успела я снова запротестовать, она затолкала меня в магазинчик, где торговали всякой всячиной и подержанными вещами.
– У них дождевиков нет, – сказала я, с облегчением оглядываясь по сторонам.
– А вот и есть! – победно ответила мама.
Она копалась за грудой картонных коробок, на которых стоял штамп «ОСТАТКИ», – как тавро на овцах.
– Померь вот этот.
Я послушалась.
Он был чудовищно огромным.
– Смотри, к нему капор прилагается.
Она ткнула бесформенным куском пластика туда, где, как ей казалось, будет моя рука.
– Его какой стороной надевать? – Я чувствовала себя в ловушке.
– Да какой угодно – от дождя убережет.
Я вспомнила один фильм – он назывался «Человек в железной маске».
– Великоват, – рискнула я.
– На вырост будет.
– Но, мама…
– Мы берем.
Дождевик был ярко-розовый.
Молча мы пошли в рыбную лавку.
Я ненавидела маму.
Я смотрела на креветок.
Они тоже были сплошь розовые.
Рядом со мной стояла женщина с бело-розовым кексом в руках. И глазурь на нем была розовая, и кремовые розочки тоже.
Я думала, меня стошнит.
А потом кого-то действительно стошнило. Маленького мальчика. Его мать его ударила.
«Поделом ему», – злобно подумала я.