Россия в эпоху постправды. Здравый смысл против информационного шума - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Мовчан cтр.№ 30

Стало ли население более консолидированным, дисциплинированным, патриотичным? Напротив: в Первую мировую войну статистика говорит о масштабном добровольческом движении и единичных случаях уклонения от призыва. В 1941–1945 годах около 1 млн человек было осуждено за уклонение от призыва и почти 1 млн — за дезертирство, а архивные данные говорят о примерно 2,5 млн (25 % одномоментно действовавшей армии) уклонистов и 1,7 млн дезертиров. Более 1,5 млн человек в 1941–1942 годах перешли на сторону противника.

Относительные достижения СССР в плане индустриализации и развития науки произошли не благодаря, а вопреки репрессиям и социалистическому режиму. Вполне возможно, что, если бы даже и переворот октября 1917-го произошел, но вслед за НЭПом начались рыночные реформы, падение начала 1930-х годов не было бы таким глубоким, СССР сохранил бы 10 млн трудоспособных и трудолюбивых граждан, темпы роста были бы намного выше, и, случись Вторая мировая война, СССР не отдал бы две трети европейской части врагу, не потерял бы 26 млн человек, не понес бы таких разрушительных потерь в инфраструктуре. Впрочем, возможно, и войны бы не было: именно страх перед коммунизмом был важным фактором, толкнувшим немцев голосовать за НСДАП на выборах как раз тогда, когда в СССР миллионы крестьян умирали с голоду, а в городах разворачивались репрессии. Проиграй Гитлер те выборы — не было бы никакого фашизма и 60 млн человек остались бы живы.

Наконец, мне кажется очень важным некоторое количество комментариев типа «Это все вранье, ничего подобного не было». Комментаторы писали либо «да не могло такого быть», либо «мои родственники пережили то время и ничего такого не заметили». На «не может быть», к сожалению, придется ответить: может. Слишком недавно это было, чтобы отрицать. Слишком много, как я уже говорил, независимых источников, объективных свидетельств, вещественных доказательств и документов, включая архивы самих палачей и государственную статистику СССР. На «предки не заметили» тоже легко ответить. В 1930-е годы население СССР составляло 160 млн человек. Суммарное количество жертв репрессий, видимо, не превысило 12–13 млн, то есть было менее 10 %. Легко допустить, что, если семья не принадлежала к потомственным дворянам, казакам, кулакам, капиталистам, не включала военных, интеллигентов любого типа, священников, не проживала в крупных городах и черноземной зоне, не представляла евреев, татар, ингушей, чеченцев, прибалтов, немцев, она могла и не заметить происходящего вокруг террора — или не испытать на себе и не хотеть замечать его вокруг (кстати, этот феномен изучен на базе Германии — множество немцев отказывались замечать наличие концлагерей). Но делать выводы на основании истории одной семьи из более чем 30 млн семей, проживавших в СССР, конечно, нельзя. Напротив, я, пожалуй, не знаю ни одной семьи, не потерявшей в репрессиях одного или более из своих членов. Но и из этого тоже нельзя делать выводы.

К слову (и этим мне хотелось бы закончить), комментарии «не было этого» не так плохи, как кажется. По крайней мере их авторы относятся к репрессиям негативно — иначе почему бы они стали отрицать их проведение в СССР? Видимо, этим людям тяжело смотреть правде в глаза. Беда такого подхода состоит в том, что от пряток с историей легко перейти к жмуркам с настоящим. И в сталинские времена было много людей, которые шепотом говорили друг другу: «Ни за что ведь не могут сажать!» И в нашем скором будущем, если к власти придут тоталитарные силы, найдутся те, кто до момента собственного ареста не будет верить в репрессии, утверждая: «Если берут, значит — за дело». Жаль, что авторы этих слов, которые вполне могли бы быть на стороне борцов с тоталитаризмом, в конечном счете будут его оправдывать и способствовать его развитию. Я надеюсь, что у многих из тех, кто сегодня предпочитает отрицание, достанет смелости признать правду до того, как будет слишком поздно.

Тема Сталина, тоталитаризма, репрессий и борьбы за свободу неожиданно сплелась с темой использования мифа в точке нашей истории под названием «Великая Отечественная война». Не реши власть в последние годы использовать величайшую катастрофу в истории Евразии в качестве циничного средства «сплочения нации», скорее всего, и Сталин не всплыл бы в воспоминаниях общества, и не было бы заигрывания с его недоброй памятью. В какой-то момент торжественная истерика по поводу ВОВ приобрела характер, метко названный в народе победобесием. Молчать по этому поводу я больше не счел возможным — так 5 мая 2015 года появилась статья в Republic, посвященная тому, кто, как и почему превращает одно из самых трагических и значимых событий XX века в инструмент управления обществом и средство манипуляции и как это соотносится с общей ситуацией в стране. А в качестве бонуса я в вкратце описал историю двух моих дедов, чей вклад в победу в этой войне был очень разным, но у обоих — реальным и весомым.

Обсуждая войну и победу, все время упираешься в очевидную подлинность предмета — в отличие от огромного количества предлагаемых нам сегодня идеологических и социальных кадавров. Действительно — была война, и был подвиг. И была победа, и был уничтожен страшный враг. Тем не менее переносить сегодняшний пафос, видеть лица тех, кто сегодня зовет Россию праздновать, повязать черно-оранжевую ленту на зеркало своей машины, наклеить сальную надпись с картинкой на заднее стекло, — не так-то просто. Это не парадокс — это стандартная история: о настоящей победе и о последующем мародерстве.

Но сначала история о победе — про моих дедов, чья жизнь прошла в контексте разгрома фашизма.

Отец моего отца был выходцем из известного запорожского казачьего рода, по легенде основанного близким соратником Хмельницкого, породнившегося еще в XVIII веке с Вышневецкими (каприз истории!), из семьи куренных атаманов — полковники Екатерининской эпохи, фамильный герб с тех времен, девиз «Козацкому роду нема переводу»…

Его отец, мой прадед, сразу встал на сторону красных. Был облечен доверием партии — первый секретарь обкома. Все, что осталось о нем из воспоминаний: был «железным», честным и прямым, как стрела с его фамильного герба. В 1938 году арестован и расстрелян. «За что?» — когда-то спросил я своего отца. «Как за что? Он был китайским шпионом, создавшим преступную группу из домработницы, дворника, кузнеца и пары крестьян».

В 1942 году мой дед был мобилизован. Как сын врага народа попал в какое-то спецподразделение — я бы назвал его штрафным батальоном, но их вроде бы формировали позднее. Скорее, это было какое-то соединение, в которое полуофициально собирали «ненадежный элемент» и которым затыкали дыры на разваливающемся фронте. Батальон отступал к Ленинграду и оказался в блокаде. Блестящие стратеги, командовавшие фронтом, в условиях нехватки продовольствия решили: спецконтингенту, оказавшемуся «в тылу» (в резерве первого эшелона), еды не выделять. Вообще. Часть стояла (на фронте затишье), люди умирали с голоду — зимой подножного корма тоже не было. Дед рассказывал, что ему и его другу пришла в голову навязчивая идея не ложиться, а двигаться — не хотелось умирать лежа. Так они и двигались (ковыляли?) днями. «Те, кто лег, умирали. Почти все умерли».