Свет мой ясный  - читать онлайн книгу. Автор: Елена Арсеньева cтр.№ 40

– Сдается мне, дитятко, ты и знать сего не хочешь… – с печальным вздохом отозвался мягкий голос, и на какое-то время наступило молчание, пока мужчина не проговорил угрюмо:

– Ладно, пора мне, нянька. Вернусь ввечеру. Ежели она… Аринушка наша… очнется, да, не дай Бог, уйти захочет, не пускай! Вот на этом пороге ляг – и никуда не пускай, покуда я не приду! А захочет что о себе сказать – выслушай со вниманием и запомни все до словечка. Ну а ежели, не знаю, спаси Бог, что-то случится непредвиденное, пошли за мной Прошку прямиком в приказ. Ежели я не там, то в казармах буду непременно. Отыщите, коли понадоблюсь. А так – прощай до вечера. Да, и вот что. Если от батюшки, Дмитрия Никитича, придут или еще от кого спрашивать, скажи, что меня со вчерашнего дня не видела. Поняла?

– Поняла, не вовсе уж дура, – проворчала женщина. – Опять какая-нито кляча придворная на тебе виснет? Ох, послал бы ты их всех, Егорушка, да подальше, куда Макар телят не гонял!

– Послал уже, разве не видишь? Ну, прощай! Аринушку береги!

Стукнула дверь, и сделалось тихо. Похоже было, ушел не только мужчина, чей голос тревожил сердце, но и его собеседница.

«Неужели меня зовут Аринушка? – подумала та, что лежала в постели и притворялась спящей. – Хорошее имя, мне нравится. Но я его не помню. А правда, как меня зовут? И этого не помню!»

С ужасом открыла глаза – и тихо вскрикнула, увидев близко над собою женское лицо. Так хозяйка никуда не ушла, а подкралась и тихонечко ее разглядывает!

Милое, доброе, тронутое глубокими морщинами, румяное лицо дородной старушки с живыми карими глазами, которые тоже вспыхнули испугом – и радостью одновременно.

– Ой, гляди! Очнулась! Аринушка…

«Аринушка» поглядела на нее задумчиво:

– А ты кто?

– Не узнаешь? Да я же Маланья, кормилица твоя и нянюшка! – И тут же слезы хлынули из-под морщинистых век. – Ах, дура я, дура! Моей-то Аринушке уже годков сорок небось сравнялось бы, а ты еще вовсе девонька. Зову тебя Аринушкой, потому что с нею схожа. Вот только волосы… у моей Аринушки они были как лен, а у тебя потемнее. И глаза у нее голубые… да, голубые! Ну, коли так, скажи, как твое имя?

– Алена, – молвила она, изумляясь, что помнит это имя. – Алена! – И схватилась руками за постель, резко села, озирая испуганными глазами чистую, по-старинному убранную светелку с большой изразцовой печью, с лавками по стенам и множеством икон. Голова закружилась так, что она принуждена была снова откинуться на подушки.

– Лежи, лежи, Аленушка, – встревожилась Маланья. – Ничего, ничего: Аленушка – тоже хорошее имя. А что еще про себя скажешь? Отец у тебя, мать есть? А то, может быть, муж законный? – В голосе зазвучала опаска.

Алена лежала молча. Что говорить? Где она? Как сюда попала? Кто такой этот Егорушка, чей голос заставлял ее вздрагивать? Да кто б ни был – это не может оказаться он, ее Егорушка, а стало быть, и дрожать нечего. Совпадение, тезки они, вот и все. А что голоса вроде бы схожи, так это ничего не значит: вот ведь схожа она сама с какой-то неведомой Аринушкой. Правда, мать ее, покойницу, тоже звали Ариною, да что с того? Была она баба деревенская, арзамасская, и уж наверняка знать никакой Маланьи не знала. Тоже совпадение, не более!

– Девонька, ты что ж замолкла? Уснула?

Алена не шелохнулась. Пусть думает, будто уснула. Сейчас у нее нет сил отвечать на досужие вопросы, вдобавок, на многие из них просто нет ответов. Кто она? Вдова? И при том сожительница немца? И вдобавок, недоказненная преступница? Поди-ка объясни все это Маланье! Нет, надо как-то исхитриться убраться отсюда, пока не вернулся этот… Егорушка. Зачем она ему сдалась? Как у него оказалась?

Алена попыталась вспомнить – и едва не закричала от страха, когда в памяти вдруг возник Лёнька, окаменело лежащий в пыли, а потом – чей-то кривой, злой рот, и ручищи, нечисто ее лапающие, и гнусный голос: «А ну пей, не дергайся, ведь сверну шейку-то, вот те крест!» – а потом мерзкий железистый вкус во рту, и сумрак, заволакивающий рассудок, и подгибающиеся ноги, и одно непрестанное желание: уснуть, хоть бы и навеки!

А после? Что было после?

Этого она не могла вспомнить, как ни трудила голову. Какая-то тьма клубилась, наваливалась… Так клубится, наваливается на неосторожного прохожего встречник!

Алена слышала – рассказывали, если по дороге несется неистовый вихрь, надо быть осторожным: это злой дух – встречник, который спешит за душой умирающего преступника или убийцы, чтобы увлечь его в ад. Неосторожного путника встречник может утащить с собою, и тогда никто и нигде более не увидит его. Спастись от встречника можно только одним способом: бросив в вихрь острый нож. Тогда смерч рассеется, а нож, упавший на дорогу, окрасится кровью…

Да, Алену закружил, утащил встречник. Но кто спас ее? Кто отважился бросить острый нож в смертоносный вихрь? И где, за сколько верст – а может быть, десятков, сотен верст – оказалась она?

Бесплодные воспоминания причиняли такую боль и тоску, что Алена сдалась беспамятству – и не заметила, как снова погрузилась в серый туман сна.

– …Алена! Алена, да ты с ума сошла! Мы с Лёнькой уж вовсе рехнулись, а ты здесь спишь, валяешься? А ну-ка вставай! Вставай, просыпайся давай!

Алена всполошенно открыла глаза и мгновение одурело, недоверчиво всматривалась в Катюшкино лицо, неведомо как возникшее здесь.

Нет, правда – Катюшка! Да что это с ней? Роба перекошена: одно плечо вовсе вылезло из декольте; фонтаж-коммод наехал на лоб, tour la gorge, шелковая лента на шее, надета задом наперед, так что бант и цветок оказались не спереди, а сзади; пухлые напомаженные губы дрожат, а от голубых глаз тянутся по бело-розовым щекам две сероватые дорожки.

– Катюшка, – ошарашенно пробормотала Алена. – Ты что, плачешь? А белила-то текут!

– Да черт с ними, с белилами! – отмахнулась Катюшка, впрочем, тотчас же выхватив из рукава крошечную кружевную утирку и осторожно промокнув щеки. – И ресницы тоже текут? – спросила испуганно. – Ох, все, жуть! В кои-то веки Аржанов на меня поглядел, а я – чучело чучелом!.. – Она заломила руки, а потом сунула платочек в рукав и сказала совершенно равнодушно: – Да и пес с ними, с ресницами, и с Аржановым тоже. Главное дело, что ты жива! Ох, как я рада, рада как! – Она набросилась на Алену, душа ее объятиями и букетом разнообразнейших духов. – Слава Богу! Но как, скажи на милость, ты могла быть такой дурищей? Зачем потащилась с этим разбойником? Судя по Лёнькиным словам, у него была просто-таки нечеловеческая рожа! Лёнька тоже хорош, дурак! Мало его по башке стукнули, надо было вовсе расколоть: ну кому от такой глупой колоды польза?!

– Катюшка! Да он жив? – едва не взвизгнула от нетерпения Алена.

– Жив, куда денется? – подергала та оголенным плечиком, поправляясь в декольте. – Отлеживается. Порывался со мной ехать, да я не велела в наказание, что был так глуп и пустил тебя ночью идти!

– Да почем же мы знали?! – слабо возмутилась Алена. – Человек тот сказал, мол, от тебя послан, вдобавок, письмо представил…