Через девять месяцев после речи Ли Государственный совет Китая – приблизительный эквивалент Кабинета президента США – издал важную директиву по поддержке массового предпринимательства и инноваций. Это был призыв к созданию тысяч технологических инкубаторов, бизнес-парков и поддерживаемых правительством «управляющих фондов» для привлечения больших объемов частного венчурного капитала. Также для технологических компаний вводились налоговые льготы и упрощалась процедура получения государственных разрешений, необходимых, чтобы начать бизнес.
Центральное правительство Китая изложило цели, но ответственность за их реализацию ложилась на плечи тысяч мэров и местных чиновников, разбросанных по всей стране. Карьерный рост должностных лиц в государственной системе Китая зависит от того, как их работу оценивает вышестоящее партийное руководство. Так что когда Центральное правительство ставит новые цели, это дает чиновникам более низкого уровня шанс доказать свою компетентность, и они с азартом берутся за дело.
После издания директивы Госсовета города Китая быстро приняли на вооружение тактику Го Хонга и создали свои собственные аналоги «Проспекта предпринимателей». Они использовали налоговые льготы и скидки на аренду для привлечения стартапов, открывали в бизнес-центрах дополнительные офисы, где предприниматели могли быстро зарегистрировать свое предприятие. Поток субсидий способствовал созданию по всей стране 6600 новых инкубаторов для стартапов – их количество выросло более чем в четыре раза
[31]. Стартапам стало проще, чем когда-либо, получить комфортные помещения для работы, а благодаря льготным тарифам они могли сэкономить деньги на аренде и пустить их на развитие своего бизнеса.
Более крупные городские и региональные органы власти первыми разработали различные модели системы управляющих фондов – механизма, позволяющего с помощью государственных вложений стимулировать венчурные инвестиции. Правительство использует средства управляющего фонда для инвестирования в частные венчурные фонды, играя ту же роль, что и другие частные партнеры с ограниченной ответственностью. Если стартапы, в которые инвестировал фонд («портфельные компании») терпят неудачу, то все партнеры теряют свои инвестиции, в том числе и государство. Но если портфельные компании преуспевают – скажем, их цена удваивается в течение пяти лет, – тогда 90 % прибыли от государственных инвестиций распределяется между частными инвесторами, чьи вложения уже удвоились. Таким образом, у частных инвесторов появляется стимул следовать примеру государства, инвестируя в фонды и отрасли, к развитию которых стремятся местные органы самоуправления. Во время взрыва инноваций в Китае объем инвестиций этих управляющих фондов вырос почти в четыре раза с 7 млрд долларов в 2013 году до 27 млрд долларов в 2015 году. Вслед за ним увеличились и объемы частного венчурного финансирования. В 2009 году, когда была основана Sinovation, Китай переживал такой бурный рост в сфере обрабатывающей промышленности и недвижимости, что «умные инвестиции» все еще поступали в эти традиционные отрасли. Но в 2014 году все изменилось. За предшествовавшие ему три-четыре года общее финансирование китайских венчурных фондов увеличилось примерно до 3 млрд долларов. В 2014 году эта сумма выросла в четыре раза – до 12 млрд долларов, а затем, в 2015 году, снова удвоилась до 26 млрд долларов
[32]. И тогда стало казаться, что любой умный молодой человек, у которого есть опыт работы, новаторская идея и технические знания, может составить бизнес-план и найти финансирование для запуска своего проекта.
Американские политологи и инвесторы косо посмотрели на такое жесткое посягательство правительства на свободный рынок. Они считали, что частные игроки делают лучшие ставки, когда дело касается инвестиций, и что финансируемые государством инновационные зоны или инкубаторы окажутся пустой тратой денег налогоплательщиков. Многие из тех обитателей Кремниевой долины, у кого были деньги и власть, считали, что чем меньше федеральное правительство вмешивается в их дела, тем лучше.
Но эти критики упускали из виду, что участие государства иногда оказывается чрезвычайно эффективным. Когда в долгосрочной перспективе выгода настолько велика, то первое время можно и переплачивать. Китайское правительство планировало совершить фундаментальный сдвиг в китайской экономике и добиться, чтобы она росла не за счет производства, а за счет инноваций, и оно хотело, чтобы это произошло быстро.
Оно могло бы пустить все на самотек, спокойно дожидаясь, пока доходность инвестиций в традиционные отрасли упадет и частные инвестиции медленно проникнут в сектор высоких технологий. На этот сдвиг, конечно же, влияли бы обычные для человеческого общества факторы: ошибочная информация, менталитет инвесторов старой школы, которым «этот интернет» до сих пор кажется сомнительной штукой, и банальная экономическая инерция. В конце концов влияние этих факторов ослабло бы, и деньги стали бы поступать в частные венчурные фонды, которые смогли бы тратить каждый доллар эффективнее, чем правительство.
Но этот процесс затянулся бы на много лет, если не десятилетий. Высшее руководство Китая не хотело ждать. Оно хотело заставить правительственные деньги работать как можно быстрее, а для этого нужен был качественный скачок. В некоторых случаях на местном уровне меры поддержки не давали эффекта – инкубаторы оставались незанятыми, а инновационные зоны не окупались, – но в национальном масштабе результат оказался потрясающим.
Революция в культуре
Развернутая китайским правительством кампания вовсе не сводилась к одним только инвестициям и строительству офисов. Она изменила облик интернет-предпринимательства в глазах обычных людей и повлияла на дух времени. Для китайской культуры характерно почитание авторитетов, которыми могут быть родители, начальники, учителя и государственные чиновники. Пока новое направление в отрасли или вид деятельности не получат авторитетного одобрения, они считаются рискованными. Но если китайское руководство что-то одобрит, люди поспешат к этому присоединиться.
Такая иерархичность иногда мешает пробиться свежим идеям, но когда одобрение получено и направление задано, то за дело берется все общество разом. До 2014 года китайское правительство никогда не разъясняло, как именно, по его мнению, должно происходить развитие китайского интернета. Несмотря на успехи таких компаний, как Baidu и Alibaba на раннем этапе, за периодом относительной свободы последовали репрессии против пользователей, «распространяющих слухи» через социальные медиаплатформы. Нельзя было уверенно сказать, что произойдет дальше. Начав массовую кампанию, правительство во всеуслышание подтвердило, что одобряет интернет-предпринимательство. Плакаты и баннеры, призывающие всех и каждого участвовать в развитии национальных технологий, появились по всей стране. В СМИ зазвучали бесчисленные истории об успехах местных предпринимателей и внедренных ими инновациях. Университеты поспешили предложить новые курсы по предпринимательству, а книжные магазины наводнили биографии звезд технологической индустрии и книги для основателей стартапов. Рекордный дебют компании Alibaba на Нью-Йоркской фондовой бирже в 2014 году подлил масла в огонь. Группа трейдеров Taobao оповестила о проведении IPO Alibaba 19 декабря, всего через девять дней после речи премьера Ли. Когда пыль, стоявшая столбом во время яростного сражения на торговой площадке, осела, выяснилось, что компания Alibaba провела крупнейшее IPO в истории, а Джек Ма стал самым богатым человеком Китая.