Вероника Спидвелл. Опасное предприятие - читать онлайн книгу. Автор: Деанна Рэйборн cтр.№ 23

– Да, точно. Хозяин, он любит всякую такую обстановку, – сказала она с ласковой улыбкой. – И уж если он что делает, так делает все как положено. Мы взяли это напрокат у «Бантера и Видмана», – добавила она, указав на свой наряд. Я не слышала о таком заведении, но несложно было предположить, что это один из тех огромных складов-магазинов в траурном оформлении, что раскинулись повсюду, когда королева установила всеобщий траур после смерти своего мужа. Принц Альберт был мертв уже чуть не четверть века, но траурная индустрия и не думала идти на спад.

Горничная провела меня мимо статуи Эхо, и я увидела, что меня ждет джентльмен в батском кресле; в уголках его губ играла легкая улыбка. Хозяин дома сделал мне приглашающий жест рукой, и девушка удалилась на почтительное расстояние.

Как и было обещано, сэр Фредерик Хэвлок казался воплощением силы, даже в нынешнем непростом состоянии. Руки были скрючены, как ветви старого дуба, но весь внешний вид говорил об энергии, лишь немного ограниченной обстоятельствами. Волосы и борода срослись в единое целое, сквозь серебряные локоны тут и там все еще проглядывали черные пряди, а из-под нависших темных бровей смотрели ясные проницательные глаза. В нем было еще много силы, и я с удивлением поняла, что он разглядывает меня оценивающе – метким взглядом художника… и соблазнителя.

Кажется, выражение лица меня выдало, потому что он рассмеялся и махнул крючковатой рукой.

– Дитя мое, вы в полной безопасности. Я уже много лет не могу в полной мере совратить женщину. Но я все еще способен оценить работу Великого мастера, создавшего столь прекрасное лицо, – галантно добавил он. – Если бы я был в состоянии, то немедленно велел бы вам раздеться и изваял бы вас в роли Галатеи, только что вышедшей из-под моих рук.

– Если бывы были в состоянии, я бы вам позволила.

Он вновь рассмеялся и жестом указал мне на подушку, примостившуюся на бордюре у фонтана. После выступления мистера Гилкриста все гости, кажется, разошлись по разным комнатам, и мы остались совсем одни в этом большом зале.

– Дитя, скажите мне ваше имя.

– Вероника Спидвелл.

– Вы друг Луизы, – кивнул он. – Она предупредила нас, что вы придете и попытаетесь выведать что-то в связи с этим делом, с Майлзом Рамсфортом. Вы одна из этих редких птичек – леди-детектив?

– Нет, я профессиональный лепидоптеролог.

– Ничего себе! Образованная женщина. Вот уж точно интересное создание.

– Не более чем мужчина-художник, – ответила я.

– Полагаю, вы знаете, кто я такой?

В его ясных глазах блестел огонек, и я легко представила себе его юношей, росшим при дворе русских царей в пышности и лени. В свое время он, должно быть, разбил не один десяток сердец, но даже и сейчас он больше всего напоминал мне величественно поседевшего старого льва. Может быть, он и шел к закату, но у жизни явно еще были на него свои планы.

– Да, знаю. Вы – хозяин этого дома.

Он всплеснул руками в притворном ужасе.

– Дитя мое, никогда меня так не называйте. Это звучит так, будто я лишь функция. Можете звать меня Фредериком, – сказал он так, будто оказывал мне удивительную почесть. Мне стало интересно, насколько быстро он отказывается от церемоний с гостями мужского пола, но в общем это было не очень важно. Как и Стокер, я умела пользоваться преимуществами, которые дала мне природа.

– А вы можете звать меня мисс Спидвелл, – чопорно ответила я.

Он громко рассмеялся, а затем кивнул на статую Эхо.

– Видите эту милую маленькую нимфу? Я создал ее за два месяца, зимой 1859 года. В тот год было очень холодно – ничего не оставалось, как только запереться дома и проказничать.

– Я этого не помню, – заметила я, захлопав ресницами. – Меня тогда еще не было на свете.

– Какая жестокость! – проворчал он, а потом нагнулся вперед и похлопал меня по руке.

– Не отстраняйтесь, дитя мое. Теперь я могу только держать девушек за руки, но это мне очень помогает.

Он взял мои руки в свои и развернул их, внимательно осматривая мои ладони.

– Вы работаете этими руками.

– Изучение бабочек – довольно суровое занятие.

– Как и искусство, – заметил он, продолжая сжимать мои ладони в своих морщинистых руках.

Он вновь кивнул в сторону Эхо.

– Когда я создавал ее, то знал: для этой прелестной вещицы нужна особенная оправа. Сперва я не представлял, как можно это осуществить, потому что задал себе невозможную задачу – поместить мою маленькую Эхо в комнату, где действительно было бы эхо. Я годами возил ее туда-сюда, пока не оказался как-то в соборе святого Павла с жалобами на Бога. И вот тогда-то я и придумал ее – галерею шепота, – сказал он, обведя широким жестом окружавший нас круглый зал. – Теперь я слышу многое, что не предназначается для моих ушей, – признался он. Он поднял свои изуродованные руки, чтобы я могла их рассмотреть. – Я уже не в состоянии творить, так что приходится заниматься другими вещами, в основном сплетничать и совать нос не в свое дело.

Я пожала плечами.

– В бесписьменных обществах сплетни – единственный способ передачи важных новостей и информации.

– Эти все практически не владеют письменностью, – сказал он. – Но все они мои маленькие овечки, и пастух их нежно любит.

– Я была рада познакомиться с вашей свояченицей сегодня, – сказала я ему.

Он загадочно на меня посмотрел.

– Вы действительно были рады? Ладно, не отвечайте. Из вежливости вы можете и солгать.

– Она мне понравилась, – искренне ответила я.

– И неудивительно. Оттилию легко полюбить. Я думаю о женщинах как о базовых элементах, мисс Спидвелл. Их компания мне необходима как воздух, и я неплохо в них разбираюсь. Некоторые женщины – огонь, другие – земля, а Оттилия – вода, спокойная и вездесущая.

Своими скрюченными руками он указал мне на картину, висевшую под лестницей.

– Я писал ее один раз. Идите и взгляните. Как вам кажется, удалось мне передать сходство?

Я встала и пошла к маленькой нише под лестницей. Картина была плохо освещена, и казалось, что тени, танцующие на ней, поминутно меняют ее настроение. Она то озарялась таинственным светом, то погружалась во тьму. Одно в ней не менялось – восторженное выражение лица изображенной фигуры. Если бы Фредерик Хэвлок не сказал мне, что это Оттилия Рамсфорт, я ни за что ее не узналабы. На ней было свободное платье из какой-то темной материи, распущенные волосы рассыпались по плечам. Голова откинута назад, глаза широко распахнуты от чего-то, видного только ей, губы приоткрыты, будто во время вздоха. Одна рука изящно лежит на коленях, в складках платья, другая нащупывает золотую стрелу, пронзившую ее прямо в сердце. Все это в целом создавало впечатление запретного наслаждения, острейшего удовольствия – столь прекрасного и мимолетного ощущения, которое здесь было поймано и запечатлено навеки.