Голоса деймонов  - читать онлайн книгу. Автор: Филип Пулман cтр.№ 107

Cтраница 107

То, о чем здесь говорится и чего Смоллуиды никогда в жизни не знали, — это радость, удовольствие. Чувственное наслаждение, пьянящая смесь волнения и смирения, которую мы ощущаем, когда кто-нибудь начинает: «Жили-были однажды…»

Образование, пренебрегающее этим измерением опыта, будет сухим, безвкусным и напрочь лишенным всякой питательной ценности. Людям — и детям в особенности — необходимо переживание удовольствия. Это не то, что дается в награду за хорошее поведение; это то, без чего они просто гибнут, во всяком случае, какая-то их часть. Вот цветок, гибнущий от недостатка воды — вот вы его поливаете; именно так в жизни и происходит. Посмотрите на лица детей, когда вы рассказываете им историю или они сидят в зрительном зале театра. Посмотрите на восторженную, раскрасневшуюся мордочку ребенка, зачитавшегося, заблудившегося в своей любимой книге.

Вот так выглядит человек, поступивший в школу нравов.

Завершение этого выступления может показаться вам странным — особенно учитывая все сказанное выше. Я думаю, что в этой теме есть нечто трагичное. Баланс очень тонок — примерно 51 на 49. Хотя, возможно, и в другую сторону.

Потому что я, разумеется, перечислил не все силы, имеющие отношение к школе нравов — этому затененному озерцу блаженства, на берегах которого произрастают и цветут самые лучшие качества человеческой натуры, и среди них (вспоминая Эмму, плачущую в карете) «благодарность, великодушие и простая доброта».

Я подробно говорил о двух из этих сил, но не упомянул, например, о чистой и неослабевающей деловитости современной жизни, о ее скученности, постоянно грохочущей музыке, о ревущих голосах и невозможности обеспечить себе уединение, тишину и время на размышления.

И это я еще ничего не сказал о давлении коммерции, о силах, побуждающих нас покупать, выбрасывать и покупать снова. Когда на всем в нашей социальной жизни нарисован логотип; когда любое публичное пространство изуродовано рекламой; когда ничто, обладающее общественной ценностью и значимостью, не может состояться без коммерческого спонсорства; когда школы и больницы вынуждены вести себя так, словно их движущая сила — свободный рынок, а не человеческие потребности; когда взрослых и детей поощряют носить футболки с непристойными словами, пользуясь хитрым приемчиком «замени одну букву другой»; когда граждане превращаются в клиентов, а пациенты, посетители, студенты и пассажиры уплощаются до потребителей, — какова цена школы нравов? Ответ прост: она измеряется в том, сколько школа принесет на рынок. И ни пенни больше.

И еще я не сказал об одержимости целями, тестами, контрольными цифрами, рейтингами — всем этим замешанным на менеджменте, испорченным политикой, перепачканным жаргоном мусором, который не имеет никакого отношения к настоящей школьной работе.

И еще я не сказал о том, что может показаться тривиальным, но, на мой взгляд, очень важно и для многих непонятно. Это разница между чтением истории в книге и просмотром ее на киноэкране. Это психологическая разница, а не только техническая. Мы должны отдавать себе в ней полный отчет, но не делаем этого, и, боюсь, в результате страдает школа нравов.

И еще я не сказал о простых человеческих пороках. О лени, алчности, страхе; о сильнейшем полку в армии тьмы — о глупости. Любой из них может за день уничтожить школу нравов.

Я не сказал о смерти, риске и беспечном отношении к окружающей среде, которая еще отыграется на нас, если мы не изменим свой образ жизни.

Кругом действуют могущественные силы, и, думаю, они в конце концов сокрушат школу нравов. Но это не значит, что следует поднять руки и сдаться. И не значит, что нам нужно превратить школу нравов в крепость, окружив ее правилами, системами и процедурами, и враждебно и подозрительно глядеть на мир с высоких башен. Это тоже будет поражением.

Думаю, нам остается только притвориться, «как будто…».

Читать книги, рассказывать детям истории, водить их в театр, учить наизусть стихи, играть музыку — как будто от этого действительно что-то зависит.

И понимая, что школа нравов, возможно, обречена, мы должны поступать так, словно это неправда. Мы должны действовать так, будто Вселенная слушает нас и отвечает — будто жизнь в конце концов победит. Мы должны вести себя, словно празднуем свадьбу — словно пришли на торжественное бракосочетание ответственности и удовольствия.

Вот чем занимаются в школе нравов. А на стене классной комнаты там точно висит портрет мисс Годдард.

Утренняя сессия

Первое, что я хочу сказать об аргументах, которые излагает епископ Оксфордский в своей книге (Ричард Харрис, «Бог без правил», SPCK, 2002), — это то, что я согласен с каждым его словом, за исключением тех слов, которые мне непонятны. А непонятны мне такие слова, как «дух», «духовный» и «Бог».

Возможно, мое заявление покажется вам неискренним. Ведь я же наверняка знаю, что они значат? Возьмем слова, относящиеся к духу, — разумеется, я знаю, что о них говорится в словаре:

Дух: одушевляющее или животворное начало в человеке или животном; разумная нематериальная часть личности; преобладающее умонастроение или душевное состояние, тенденция; подлинное значение в отличие от буквального или формального; нематериальное начало, управляющее жизненными процессами (согласно устаревшим представлениям); и т. д.

Духовный: относящийся к духу (а не к материи); связанный с чем-либо священным или религиозным; святой, божественный; утонченный, восприимчивый; связанный с душой, духом и т. д (а не с внешней реальностью).

Душа: духовная, или нематериальная, часть человека, нередко считается бессмертной; нравственная, эмоциональная или интеллектуальная природа личности…

И так далее. Я знаю, как употребляют эти слова другие люди, и знаю, как мог бы употреблять их сам; я безо всяких проблем понимаю предложения, в которых они содержатся. Короче говоря, я могу манипулировать ими, как монетками или фишками в игре, не нарушая правил и получая осмысленные результаты в контексте этой игры.

Но все дело в том, что в эту игру мне играть не хочется. Я ни за что не стану рассуждать о чьей-либо духовной жизни, глубокой духовности того или иного человека и так далее, потому что для меня все это не имеет смысла. Я просто отказываюсь говорить о подобных вещах, потому что когда я слышу, как другие люди рассуждают о духовности, для меня на самом деле за этим не стоит ничего, кроме некой неопределенной эмоциональной приподнятости в сочетании с подлинной добротой и скромностью, с одной стороны, и самомнением и гордыней — с другой. Это то, чем люди хотят казаться. Это то, что они предлагают миру, взаимодействуя с ним. Но, на мой взгляд, гораздо легче, понятнее и честнее просто говорить о доброте и скромности — ну, или о самомнении и гордыне, — не пытаясь замаскировать их под что-то еще. Достоинства, которые подразумевает слово «духовность», на мой взгляд, можно прекрасно — и гораздо более честно — передать другими одобрительными словами, так что всякая нужда в понятии «духовность» попросту отпадет.