– Значит, у них нет теперь никакой формы? – спросила Джудит.
– Только школьные галстуки.
– Вот здо́рово! Никогда не забуду тот бесконечный перечень предметов одежды, которые бедной маме надо было купить.
– В «Медуэйзе», дорогая. Там-то мы и увидели тебя впервые. Когда покупали эту ужасную одежду для школы. Кажется, с тех пор прошла целая вечность.
– Так оно и есть, – коротко подтвердила Лавди, а потом повернулась к сыну. – Хорошо, Нат, молодец. Теперь можешь взять печенье.
Когда чаепитие подошло к концу, сырой октябрьский день уже клонился к вечеру. Но никто не вставал, чтобы опустить плотные, непроницаемые шторы.
– Какое блаженство жить без затемнения! – вздохнула Диана. – До сих пор не могу привыкнуть к этой свободе. Можно сидеть у окна, наблюдать, как смеркается, и не прятаться за светомаскировочными шторами. Столько времени ушло у нас на то, чтобы сшить их и повесить, а содрали все за каких-то три дня! Мэри, не возись с посудой – мы сами все вымоем. Займись лучше с Натом в детской – пусть Лавди капельку отдохнет. – Она повернулась к Джесс. – Может, и ты хочешь с ними пойти? Не подумай, что мы хотим от тебя избавиться, дорогая, просто в детской полно всякой всячины, которая может тебя заинтересовать: книжки, игрушки-головоломки, мебель для кукольного дома. Только Нату ничего не давай трогать.
Джесс колебалась. Диана улыбнулась.
– Если только хочешь сама, – закончила она.
– Да, очень.
Мэри вытерла Нату лицо салфеткой и сказала:
– Нат не любит мебель для кукольных домов. Ему подавай кубики да игрушечные трактора. Не правда ли, голубчик? – Она встала из-за стола и взяла ребенка на руки. – Пойдем, Джесс, поищем тебе что-нибудь поинтереснее.
С уходом детей стало совсем тихо. Диана вылила остатки чая себе в чашку и закурила сигарету.
– Какая славная девочка. Ты можешь ею гордиться, Джудит.
– Да.
– И так уверена в себе.
– Это впечатление обманчиво. Она еще не совсем адаптировалась к новой жизни.
Полковник поднялся, чтобы принести с буфета пепельницу для жены. Он поставил ее на стол рядом с Дианой, она подняла на него глаза и улыбнулась в знак благодарности.
– Она не плачет? Ей не снятся кошмары? – спросила она.
– По-моему, нет.
– И все-таки, мне кажется, не помешает показать ее доктору. Хотя, должна сказать, она выглядит вполне здоровой. Кстати, старый доктор Уэллс заглядывал к нам на днях, чтобы посмотреть Ната. У мальчика был кашель и насморк, и Мэри с Лавди немножко волновались. Но, к счастью, все обошлось. Доктор сказал, что Джереми надеется скоро получить отпуск и приехать на какое-то время домой. Два года у него не было отпусков. Их все время держали в Средиземном море. А теперь он… – Она запнулась.
– На Мальте, – подсказал ей полковник.
– Не могла вспомнить, на Мальте или в Гибралтаре. Я знала, что где-то там…
– Думаю, его должны в скором времени демобилизовать, – сказала Джудит и с радостью отметила, что ее голос звучит ровно. – Ведь он ушел на войну одним из первых.
– Не представляю, как он сможет прозябать в Труро… после того как столько мотался по морям, – сказала Лавди, с рассеянным видом принимаясь за вторую порцию кекса.
– А я очень даже представляю, – отозвалась Диана. – Образцовый сельский врач, разъезжающий на машине с собакой на заднем сиденье. Джудит, ты с ним случайно не сталкивалась?
– Нет. Мне постоянно казалось, что он должен объявиться на Востоке, куда перемещался весь флот. Все там рано или поздно оказывались. Но в Тринкомали он так и не появился.
– А я все жду, когда же он женится. Мальта, конечно, не много может предложить в этом плане. – Зевнув, Диана откинулась на спинку стула и окинула взглядом беспорядок, оставшийся после их пиршества. – Надо бы нам все это убрать и помыть.
– Не волнуйся, мамочка, – сказала Лавди, прожевывая кусок кекса, – мы с Джудит все сделаем. Будем сегодня как двое трудолюбивых скаутов.
– А что стало с Хетти? – поинтересовалась Джудит.
– О, она в конце концов вырвалась из лап миссис Неттлбед и ушла. Собиралась устроиться на какую-нибудь «военную работу». И устроилась – в Плимуте, уборщицей в госпитале. Бедняжка Хетти! Что называется, из огня да в полымя. Вы правда со всем этим разберетесь, девочки? Времени уже седьмой час, по воскресеньям вечером мы всегда звоним Афине…
– Передайте от меня привет.
– Непременно.
В большой, несовременной кухне все осталось по-старому. Здесь было чуть теплее, чем везде в доме, и казалось как-то пусто без Неттлбедов и Хетти, которая вечно гремела в судомойне посудой.
– Кто же теперь скоблит кастрюли? – спросила Джудит, повязывая передник и пуская в старую глиняную мойку горячую воду из медного крана.
– Миссис Неттлбед, наверно. Или Мэри. Уж точно не мама.
– Мистер Неттлбед еще не забросил свой огород?
– Нет, они с мистером Маджем на пару там трудятся. Овощи мы потребляем в огромных количествах – другого-то почти и нет ничего. И ты не смотри, что сейчас в доме пусто, – обычно гостей бывает ничуть не меньше, чем раньше. Мама взяла под свое крылышко бесчисленное множество военных, которые служат неподалеку от наших краев, и в доме всегда можно застать кого-нибудь из них. Боюсь, когда все кончится и они разъедутся по домам, ей будет недоставать всего этого шума и суеты.
– Как поживает Томми Мортимер?
– По-прежнему наведывается время от времени из Лондона. Вместе с другими старыми знакомыми. Не дает маме раскиснуть. Отъезд Афины с Клементиной ужасно на нее подействовал.
Джудит прыснула в мойку жидкого мыла, вспенила воду и погрузила туда первую партию тарелок.
– Как Уолтер?
– Нормально.
– Дела на ферме?..
– Хорошо.
– А мистер Мадж?
– Все еще работает, но годы дают о себе знать.
– Что будет, когда он уйдет на покой?
– Не знаю. Вероятно, мы с Уолтером переедем жить в их дом, а они – в наш. Бог его знает.
Ее ответы были такими краткими и безучастными, что Джудит приуныла.
– Что вы делаете в свободное время? Ходите в кино, на пикники, в паб?
– Раньше я иногда ходила в паб, но теперь не могу из-за Ната. Конечно, я могла бы оставлять его у миссис Мадж, но, если честно, я не большая любительница пабов. Так что Уолтер ходит один.
– Ох, Лавди…
– Что за тоскливые вздохи!
– Все это не очень-то весело.
– Все хорошо. Иногда приходят на ужин друзья… Только вот кулинарка я неважная.