– Значит, ты возвращаешься в круг друзей и родных.
– Да.
– И нет никакого пылкого обожателя, который ждет не дождется твоего возвращения, чтобы надеть на твой пальчик обручальное кольцо?
Иногда трудно было понять, шутит Хьюго или говорит серьезно. Она посмотрела ему прямо в лицо и поняла, что он не шутит.
– Почему ты спрашиваешь?
– Потому что, если таковой мужчина имеется, я бы сказал, что ему крупно повезло.
Она взяла свою чашку и наклонилась, чтобы поставить ее на столик.
– Хьюго, я бы очень не хотела, чтоб ты думал, будто я просто тебя использовала.
– У меня никогда не возникло бы подобной мысли. Просто я оказался рядом, когда у тебя была тяжелая полоса. Я только жалею, что у нас было так мало времени.
– Мы уже говорили об этом раньше. Вряд ли от этого что-нибудь изменилось бы.
– Да. Наверно, ты права.
– И тем не менее все было прекрасно. Наша встреча и все, что мы делали вместе. Война кончилась, и, оказывается, ей не удалось уничтожить все те простые маленькие радости, тривиальные мелочи, которыми люди занимались раньше. «Только любовь я могу тебе дать, крошка», танцы при луне, покупка нового платья, хихиканье над ужасной Мойрой Барридж. Все такое незначительное и вместе с тем крайне важное. Я так тебе благодарна. Кто еще мог бы вернуть, воскресить все это для меня, если бы не ты!
Он потянулся к ней и взял ее руку в свои ладони.
– Увидимся ли мы еще? Когда я вернусь в Англию? Вообще когда-нибудь?
– Конечно. Тебе непременно надо приехать ко мне в Корнуолл. У меня сказочный дом почти у самого моря. Ты мог бы приехать во время летнего отпуска. Один или с какой-нибудь очаровательной приятельницей. Со временем привез бы с собой жену и детей, и мы всей компанией ходили бы строить песочные замки.
– Мне это нравится.
– Что нравится?
– Твоя прямота.
– Я не хочу цепляться за тебя, Хьюго, никогда не хотела. Но и терять тебя не хочу.
– Как мне тебя найти?
– По телефонному справочнику. Данбар, Дауэр-хаус, Роузмаллион.
– Если я позвоню, ты не скажешь: «А вы, собственно, кто такой?»
– Не думаю, что я когда-нибудь так скажу.
Он пробыл еще какое-то время, и они говорили о разных пустяках; потом он взглянул на часы и сказал, что ему пора.
– Мне еще нужно сделать несколько звонков, написать письмо и явиться на прием к главнокомандующему бодрым как огурчик и за пять минут до назначенного часа.
– На сколько тебе назначено?
– На шесть тридцать. Коктейли. Торжественный случай. Будут лорд и леди Маунтбаттен.
– Мойра Барридж там будет?
– Боже упаси!
– Что ж, при случае кланяйся ей от меня.
– А ты не боишься, что я дам ей твой корнуолльский адрес и скажу, что ты с нетерпением ждешь ее в гости?
– Тогда можешь считать себя покойником!
Она проводила его до дверей и спустилась по ступенькам к его машине. Он повернулся к ней:
– Пока.
– Пока, Хьюго.
Они поцеловались. В обе щеки.
– Все было здорово.
– Да. Здорово. Спасибо тебе.
– Я очень рад за тебя, рад, что все так хорошо обернулось.
– Еще не обернулось. Это только начало.
«Тихоокеанская королева»,
Средиземное море
Пятница, 12 октября 1945 г.
Дорогой Гас!
Я сижу на верхней палубе в окружении ревущих детей, отчаявшихся матерей и целой армии одуревших от скуки авиаторов. Здесь дует, и не на что присесть, так что все сидят на корточках где придется и с каждым днем все больше зарастают грязью – душевых не хватает!
Сейчас расскажу все по порядку. Лучше всего начать с того момента, когда мы с тобой простились около «Галле-Фейс». Я поехала домой, к Бобу (мой дядя, контр-адмирал Сомервиль), и там меня ждала сногсшибательная новость: нашлась моя младшая сестра Джесс – на Яве, в лагере для интернированных. Сначала ты, потом она! День чудес. Как выразился Боб (с мыслью об охоте на фазанов) – выстрел из обоих стволов.
Джесс уже четырнадцать. Она прилетела в Коломбо из Джакарты на американской «дакоте», и мы с Бобом встретили ее на аэродроме в Ратмалане. Она худенькая, загоревшая до черноты, а ростом скоро догонит меня. Она здорова.
Неделя сумасшедших хлопот и сборов – и вот мы вдвоем плывем домой. Меня увольняют со службы по семейным обстоятельствам, и мы возвращаемся в Дауэр-хаус.
Я много думала о тебе… возможно, ты уже у себя в Шотландии. Я пошлю это письмо по адресу, который ты мне дал, когда мы доберемся до Гибралтара.
Какое счастье, какое чудо, что я тебя встретила, обрела снова! Ужасно жаль только, что пришлось сказать тебе о Лавди. Я прекрасно понимаю, что из-за нее ты, вероятно, не захочешь какое-то время приезжать в Корнуолл. Но может быть, когда устроишься у себя в Ардврее и наладишь свою жизнь, твои чувства переменятся. Если это произойдет, то – сам знаешь – тебя ждет самый радушный прием на свете. Не только у меня, но и в Нанчерроу. В любое время. Только приезжай! И не забудь свой альбом.
Как твои дела? Какие у тебя планы? Пожалуйста, напиши.
С любовью,
Джудит.
Дауэр-хаус,
Роузмаллион
Воскресенье, 21 октября
Боб, любимый!
Они приехали. Целые и невредимые. Я наняла огромное такси и поехала в пятницу в Пензанс встречать их. Пришел поезд, и они с грудой багажа вылезли на перрон. Не припомню, когда еще я была в таком волнении.
Обе выглядят неплохо, только устали с дороги. В Джесс не осталось и следа от той капризной малышки, которая приезжала к нам на Рождество в Кейхам-Террас. Только синие глаза такие же яркие, как были. Она много говорила о тебе и о тех днях, которые провела с тобой в Коломбо.
Трогательней всего была ее встреча с Филлис. Когда такси подъехало к Дауэр-хаусу, Филлис, Анна и Мораг вышли нас встречать. Никто ничего не сказал Джесс, но стоило ей увидеть Филлис, как она выпрыгнула из машины, не дождавшись даже, пока та остановится, и бросилась к ней на шею. По-моему, Анна немножко ревнует, но Джесс очень мила с ней. Она говорит, что в лагерях часто помогала ходить за маленькими.
Джудит дала мне прочесть письмо той доброй девушки из Австралии, которая заботилась о Джесс, когда они были в заключении. Через какой ад они прошли вдвоем! Я уверена, что рано или поздно Джесс начнет рассказывать обо всем. Но у меня нет ни малейшего сомнения, что первым человеком, которому она доверится, будет Филлис.