Рать порубежная. Казаки Ивана Грозного - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Нуртазин cтр.№ 34

— ...православному же воинству и воинству народов, в союзе с нами сущих, подаждь во мнозем дерзновении и мужестве о имени Твоём победити...

Натиск ослаб, защитники воспрянули духом. Пришло время ответить. И ответили. Громыхнули пушки. Залп, второй, третий. Стрельцы, казаки, иноземцы, во главе с Хворостининым, Черкашениным и Фаренсбахом, оставив в гуляй-городе с немногими людьми раненого Хованского, пошли на врага. Под бой барабанов, под знамёнами с изображением Спаса и святого Георгия московская рать врезалась в нестройные ряды крымского воинства, потеснила его к Рожайке. Находники заупрямились. Пришло время полков Воротынского. Навалились сзади, поднапёрли спереди. Враг смешался. Теперь крымчаки бежали не останавливаясь, да только далеко ли дано убежать спешенному, с детства привыкшему к коню воину?.. В стан вернулась половина из тех, что пошли на приступ 1уляй-города в начале дня. Но раненый зверь опасен вдвойне. Хватит ли у измотанного схваткой охотника сил его добить?

* * *

Дороня очнулся, тронул голову.

«Это ж надо, угораздило. Досада. Добро жив остался».

Не повезло. В смертоносном месиве удалось зацепиться за крымчака, вырвать того из седла и завладеть лошадью. На ней казаку воевать сподручнее. Гнал бы находников до самого Крыма, да недолго пришлось скакать. Ногаец, коего чаял догнать и наказать за вторжение и павших соратников, обернулся и пустил стрелу. Дороня увёл коня в сторону, но тут же налетел на конного немца. Он и сбил его с татарской лошадью. Казак попытался встать, но конское копыто оглушило, бросило в беспамятство...

Дороня посмотрел в сторону леса. Русское воинство возвращалось, кто конно, кто пеше... с победой. Дороня поднялся, нетвёрдыми шагами поплёлся к гуляй-городу. Темнело. Казак вглядывался в лица убитых ратников, боялся увидеть среди них Ермака, Хворостинина или, упаси Бог, Прохора. Не увидел. Зато наткнулся на Фабиана. Лицо австрийца было изувечено. Видимо, в этом месте крымчаки и турки оказали отчаянное сопротивление. Вперемежку с ними лежали ливонцы, немцы, литовцы, поляки, венгры, датчане, шведы. Сколько полегло их, сынов других народов, посеченных татарскими саблями и турецкими ятаганами на Русской земле?

Дороня поднял с земли доларм янычара, накрыл лицо Груббера.

На Прохора набрёл в гуляй-городе. На живого, но с перевязанной головой. Дороня указал на окровавленную повязку:

— Гляжу, не уберёгся.

— Татарам конным дорогу заступили, чтобы в стан свой не ушли, а они, оглашённые, дуром попёрли. Мы их из пищалей, а им нипочём. Жить-то охота. Проредили полк наш, только и мы их богато положили. Я двоих с коней свалил, третий сам саблей к моей голове приложился. Благо вскользь.

— И меня ошеломило, не ведаю, сколько провалялся. Очнулся, наши вой возвращаются. Уж и не знаю, чем дело кончилось.

— Загнали Девлетку в стан, на большее сил недостало. Такое полчище одним махом не одолеешь. Что дальше будет, только Богу известно да воеводам. Вот у них и спроси. — Прохор ткнул пальцем за спину казака. Дороня обернулся. К ним подходили воеводы Хованский и Хворостинин. Хворостинин улыбнулся:

— Жив, казак?!

— Жив, князь.

— Найди Ермака, пусть готовит казаков. К утру сами на татар двинемся. Выбери у него коня для себя. Лыков молвил, атаман не меньше сотни у татар отбил. Если понадоблюсь, у большого воеводы ищите.

* * *

К вражьему стану приступили перед рассветом. Крымчаки оборонялись недолго. Солнце только начало всходить, а русские полки уже ворвались в ставку Девлет-Гирея, но его не оказалось. Хан, опасаясь русского воинства, под покровом ночи пустился в бегство. Прикрывать отход основных сил остались три тысячи конных воинов. Теперь стало понятно, почему сопротивление было слабым. Памятуя об истреблении тремя днями ранее трёхтысячного заслона стрельцов у гуляй-города, ратники принялись уничтожать противников, тех, кто бежал, гнали дальше, догоняли и снова истребляли. Догнали и войско, что в беспорядочном бегстве, бросая обозы, оружие, имущество, трупы людей и загнанных коней, растянулось до самой Оки. На берегу реки русских ждал заслон в две тысячи воинов с пушками. Его Девлет-Гирей оставил во время наступления. Правитель Крыма надеялся, что они задержат преследователей. Не задержали. Не одну сотню детей ногайской степи, Крыма, Османского государства и других союзных хану земель поглотили воды реки, великое множество их осталось лежать на земле Московии. В русских пределах закончили свою жизнь сын, зять и внук хана, сотни мурз и многие тысячи воинов. Это он, Девлет-Гирей, потомок Чингисхана, съедаемый алчностью, жаждой неограниченной власти и желанием расширить владения, привёл их к гибели, ослабил силы своего народа и принёс горе и слёзы в родовые улусы. Станут ли когда-то его деяния уроком для будущих правителей держав, или жадность и властолюбие будут брать верх над разумом? Дороня в мудрых и добрых правителей не верил, заботило лишь то, что не удалось поквитаться с ненавистником Куницыным. Мёртвым Дороня его не видел и правды о нём не знал. Одни говорили, что изменник бежал с татарами, другие — что Ваську повесили на дереве, на берегу Оки, и руку к тому приложили родственники воеводы Телятевского, сим злодеем убиенного. Что ж, собаке собачья смерть. Ныне же в сердце казака царила радость. Как не веселиться, коли свершили дело великое, отвели беду от Руси. О радости той сочно и точно поведает спустя годы неизвестный московский летописец: «И бысть на Москве и по всем градам радость неизречённая, молебные пения и звоны. И с радостию друг со другом ликующие».

Уж давно минул день, когда вестники-сеунчеи, Андрей Ногтев и Алексей Старый, привезли в Новгород оружие крымского хана и сообщили царю о победе у Молодей. Большая часть войска, простояв на окских рубежах до осени, разошлась по городам. Вернулись в Москву и воеводы-победители. Прежде царь наградил их золотыми, а ныне с почётом принял в своих хоромах. Иван Васильевич щедро одарил героев, больше прочих большого воеводу Воротынского, вернул титул слуги государева и град Перемышль, отнятый в прошлую опалу. За столом велел читать воеводам грамоту. В ней крымский хан сетовал на обиды и требовал отдать Казань и Астрахань, взамен вечной дружбы; сам же на то письмо ответствовал: «Ныне видим против себя одну саблю, Крым; а если отдадим хану завоёванное нами, то Казань будет вторая сабля, Астрахань третья, ногаи четвёртая»... Пировали два дня, по истечении коих Иван Васильевич отпустил воевод отдыхать от ратных подвигов. Отдых продлился недолго. К концу осени отправилось русское войско, во главе с самодержцем, воевать Ливонию. Дороня с Прохором по возвращении с рубежей остались в столице, поскольку получили ранения во время преследования Девлет-Гиреева воинства. Из Москвы и подались к Троице-Сергиеву монастырю.