Рать порубежная. Казаки Ивана Грозного - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Нуртазин cтр.№ 36

Спасаться пришлось не только от огня. За пределами Москвы на беженцев с пугающим воем налетели ногайцы. Ульяна помнила, отец крикнул: «Беги!» — и заслонил путь степняку. Она побежала, у леса оглянулась. Посох отца ударил всадника по ноге, степняк рубанул саблей, раз, другой. Тело распалось, кусками упало в дорожную пыль. Смерть близкого человека остановила Ульяну на короткий миг, но забота о ребёнке заставила бежать дальше, в глубину леса. Там и поняла, что Василиса умерла, но отказывалась верить, как и не хотела принимать всё, что произошло в тот страшный день. То, как два дня брела неведомо куда, Ульяна уже не помнила...

* * *

Вскоре вернулось из Ливонии войско. С победой. Хворостинин рассказал, что крепость Белый Камень, называемая ливонцами Вейсенштейном и Пайдаю, сопротивлялась упорно, однако устоять супротив многочисленной русской рати не смогла.

В один из дней приступ удался. Подручник царя, Малюта Скуратов, первым взобрался на стену, на ней и принял смерть, чем привёл государя в большое расстройство.

Царю горе, а Дороня, грешным делом, возрадовался:

«Вот и покарал Господь злодея за убиенных моих родовичей».

Он же, Хворостинин, приютил Дороню с Ульяной и Прохором у себя:

— Живите пока у меня. Дед Никодим месяц как помер, вам втроём в дворницкой места хватит, а с береговой службы вернёмся, строиться начнёте.

Я помогу.

Верно молвил князь. Служба береговая прошла в спокойствии, вернулись мужики, отстроились на старом месте, близ храма Никиты Мученика. Ульяна вновь понесла, всё пошло ладно. Жить и жить. Ан нет. Век вековать — беды не миновать. Стукнуло Хворостинина, отозвалось на Дороне. Недолго привечал государь доблестных воителей. Недобрый ветер подул весной, в ту пору по царскому указу покарали за измену одного из героев Молодинской битвы, молодого воеводу Никиту Одоевского. В то же время казнили и престарелого боярина Михаила Яковлевича Морозова, с женой и двумя сыновьями. Коснулась опала и большого воеводы Воротынского. Началось с местнического спора. Его затеял против Михаила Ивановича князь Василий Голицын. Не совладать бы князю с Воротынским, если не принял бы царь нежданно его сторону. Но и этим дело не обошлось. Невесть откуда явился пред Иваном беглый слуга Воротынского и обвинил бывшего хозяина в чародействе и умысле извести государя... Летом славный воевода, измученный пытками, скончался по пути в ссылку. Пришла пора Хворостинина. Со студёными зимними ветрами подул на князя холодный ветер царской немилости. Наложил самодержец опалу на него и на брата Фёдора. Позором великим обошлась Дмитрию Ивановичу малая воинская провинность. До самой кончины будет помнить, как по государеву велению, под смех приближённых бояр и издевательские шутки скоморохов, обрядили бабой и заставили молоть муку, мол, не полки тебе водить, а у печи вместо жёнки хлопотать... Через силу сдержался, чтобы не пустить слезу на перепачканное мукой лицо, на потеху царских прихвостней... И это за Полоцк, Заразск, Москву, Молоди, за верную службу... К прочим бедам затеял с ним тягаться в местническом деле давний недруг, князь Троекуров. Вспомнилось, что неприятности Воротынского начинались со спора с Василием Голицыным. Уж не намеренно ли затеяна свара? Ведь Троекурову жалился на Дороню и на него подлый Васька Куницын. Ну как обернёт Троекуров это против него да обвинит в сношении с татарами через казака? Государь не станет разбираться, где правда, не захочет воспринять то, что Куницын сам оказался изменником. Молвили, и на Воротынского похожую вину возложили, и оправданий слушать не стали.

О нелёгких своих мыслях поведал князь Дороне, в конце речи прибавил:

— Уходить тебе надо. Сам ведаешь, котора у меня с князем случилась. Не ровён час, Троекуров подгадит, подлезет к государю с наветом. Я тебе не защита, самому бы уцелеть... За Ульяну не беспокойся, помогать буду, пока в силах. Утихомирится всё, вернёшься.

— Мне бы дитя дождаться, но коли так...

Дороня покинул Москву через три дня, путь казака лежал в донские степи.

есть лет минуло с той поры, как Дороня Безухий в лютую стужу спешно покинул Москву. В столице остались жена и надежда на спокойную, счастливую жизнь. Всякое пришлось пережить. Вдоволь надышался он степной вольной волей, о которой тосковал в столице, вдоволь помахал саблей в схватках с крымчаками и ногайцами. На всю жизнь осталась об одной из них память. Изловчился-таки ногаец, пометил кривой саблей лоб казака, другую мету, на ноге, оставил самопал меткого государева стрельца. И те и другие зачастую становились врагами своенравной, свободолюбивой и буйной казацкой вольницы, промышлявшей между Волгой и Доном. Что греха таить, бывало, разбойничали, угоняли скот, брали пленников на выкуп. Доставалось не только ногайцам, татарам, иноземным торговцам, но и русским купцам с людьми государевыми. За то и слал царь-батюшка на Волгу воевод со стрельцами утихомирить воровских казаков. Кого ловили, кого казнили, а кого, как Дороню, Бог берег. Если воинские царёвы люди превосходили силой и совладать с ними не могли, то, как и в случаях с большой крымской или турецкой ратью, казаки уступали, рассеивались, чтобы позже снова сойтись ватагам и атаманам для общего дела. В пору опасности уходили кто к Тереку, кто на Дон, а большей частью на Яик, куда царёвой руке тянуться далеко. Привелось побывать там и Дороне. Не по своей прихоти. Был ранен, отбился от станицы Ермака, избежал расправы стрельцов, подался на Яик. По сердцу пришлись казаку эти тихие, малообжитые места, богатые рыбой, пастбищами и зверем. Закралась ему в голову мысль: осесть на берегу Яика или Нагана, где уже жили малыми станами-промыслами русские люди и казаки, коих привёл в эти места донской атаман Василий Гугня, а с ними повольники, которые примкнули к ним позже. «Забрать бы из Москвы Ульяну и перебраться на Яик». И весть получена от Хворостинина, что утишилась на него, князя, опала царская и можно возвращаться к Ульяне и нарождённому казачьему сыну, но время для возвращения не наступило. На Волге ещё не перестала греметь гроза царского гнева на казаков, а на Яике расхрабрились ногайцы. Тогда и решили казачьи атаманы наведаться в Сарайчик.

* * *

В Сарайчик, столицу некогда обширного Мангытского юрта, а ныне Больших Ногаев, зимнюю ставку правителей, пришла беда. Горожане начали просыпаться, когда конные казаки нахлынули из степи, ворвались в не защищённый стенами город. Их пешие сотоварищи приплыли на судах. Повольники быстро заполонили узкие улочки. Древний Сарай-Джуке, сын Золотой Орды, город торговцев, кузнецов, гончаров, кожевников и место пристанища путников на перекрестье караванных дорог, подвергся разорению и разрушению. В прежние годы он тоже страдал от нападений врагов, становился жертвой междоусобиц и смены правителей, но восставал из пепла, хотя с каждым разом свершать это становилось всё тяжелее.