Молочные зубы - читать онлайн книгу. Автор: Зои Стейдж cтр.№ 54

Когда к ним поднялась мама, Ханна нырнула в океан и спряталась, топая по дну. Ее пальцы и лодыжки щекотали маленькие рыбки.

– Шербет из манго? – Она протянула папе две чаши. – Как она?

Его широкие плечи поднялись и опустились.

– Вышло не самым лучшим образом.

– Я знаю… Но если бы она повела себя при тебе как ведьма, ты понял бы, почему я так испугалась и меня охватило такое отвращение.

– Потом поговорим.

Кивнув, мама ушла, и Ханна вышла на берег. Она хотела рассказать ему о маленькой рыбке, окрашенной в яркие цвета, сияющие, как рождественская гирлянда. Она не понимала, как слова, так отчетливо звучавшие у нее в голове, всегда замирали во рту. Просто не могла, и все. И чем больше об этом думала, тем становилось хуже. В этом отношении она немного завидовала Мари-Анн.

Они с жадностью набросились на манговый шербет.

– М-м-м, как вкусно.

Ханна согласилась. У них с папой был свой тайный язык, прямо как у рыбки с мигающими огоньками. Он всегда ее видел, какая бы густая тьма ее ни скрывала, и неизменно понимал, что она имела в виду.

* * *

Перед сном папа не стал отсылать Ханну в ее комнату. Она потянула его за руку, и он все понял.

– Хорошо, я тоже буду спать здесь.

Ханна улыбнулась, свернулась калачиком и закрыла глаза, хотя и не устала. Они будут спать бок о бок, как муж и жена. А когда останутся только вдвоем, так будет всегда. Папа выключил один из ночников, а когда сел рядом с ней и вытянул ноги, кровать от его веса вздрогнула. Она слышала, как он переворачивал страницы книги. Ханна как раз стала думать, как бы отомстить маме, когда та тяжело поднялась по лестнице, перебирая своими чешуйчатыми ногами.

– Ты не спустишься вниз? – шепотом спросила она где-то совсем рядом с островом.

– Я обещал ей остаться.

Мама резко выдохнула через нос.

– Мы что, даже не поговорим?

Ханна не могла видеть, как ответил папа, но никаких слов не прозвучало. Мама не сдавалась.

– Я звонила доктору Стефански. Мне сказали удвоить дозу «Имодиума», но это бесполезно, потому как я и без них это уже сделала. В четверг я записалась к нему на прием.

Они не могли видеть лица Ханны, отвернувшейся от них и зарывшейся в подушку, поэтому она улыбнулась. Болезнь подбиралась к маме все ближе и ближе. И поделом ей. Но потом папа встал, потащился вброд к берегу, она испугалась, что он нарушит обещание, предаст ее и вместе с мамой спустится вниз. Однако они лишь подошли к лестнице, он остановился, и родители стали перешептываться.

– Он думает, это из-за операции? Может, тебе нужно больше времени, чтобы все зажило?

– Не знаю, я говорила только с медсестрой. Завтра сдам анализ крови, чтобы у них были результаты.

Они затихли. Может, папа задумался о том, как столкнуть маму с лестницы? Но ни криков, ни глухих ударов не последовало, и тогда он заговорил опять, чуть громче и уже не шепотом.

– Я хочу, чтобы ты записала каждое слово, которое она произнесла в ипостаси Мари-Анн.

– Уже записала – по просьбе Беатрикс. Сейчас пришлю.

– И говори мне каждый раз, когда это будет происходить. Я должен знать.

– Хорошо. Обещаю тебе.

– И потом… постарайся ее больше не бояться – она пытается общаться… с нами, с тобой. Честно говоря, я тебе даже немного завидую. А ты не можешь этого оценить…

– То, как она это делает, оценить нельзя. Не думаю, что тебе на самом деле понравилось бы.

На этот раз ей пришлось согласиться с мамой. Папа не сделал ничего такого, чтобы навлечь на себя гнев Мари-Анн. И если она когда-нибудь найдет способ произносить слова, они все будут обращены к папе.

– Мне трудно с этим смириться.

– Само собой. Но, Алекс… ты мог бы поверить мне на слово. Я целыми днями забочусь о ней. Это не пустая суета, не нытье и не маленькие вспышки гнева.

– Беатрикс характеризовала происходящее как процесс, который в течение определенного времени развивался, и сразу дать ему обратный ход нельзя. Знаю, тебе тяжело, но не хочу, чтобы ты теряла терпение.

– Я стараюсь. Думаю, сегодня у меня получилось лучше. Плюс Беатрикс. Да и школа поможет.

«Тисдейл» здесь точно не поможет. Надо будет прибегнуть к помощи Мари-Анн и активизировать игру против мамы. А дома им будет легче на пару портить ей жизнь. Надо придумать что-нибудь достаточно мерзкое для того, чтобы ее выгнали из школы для плохих детей. Убийство Ночного Бормотунчика отзывалось такой болью, будто ее сердце сунули в блендер. Мама должна знать, что это такое.

– Мне Беатрикс нравится, – сказал папа.

– Мне тоже.

Они поцеловались. Чмоки-чмоки. Потом мама ушла, а папа скользнул рядом с ней в кровать. Ей хотелось – прямо до жути – не спать, побыть с ним и обдумать все, что надо. Но сон, этот жадный вор, украл ее и унес во мрак.

* * *

В следующую пару дней была только школа и ничего, кроме школы. Комната-прыгалка, когда в ней находились другие: дети-мутанты и похожие на клоунов взрослые с нарисованными улыбками, – казалась не такой веселой. Ханне не нравилось торчать в классах, где все поверхности были слишком жесткие, а ей самой приходилось все время сидеть. Она не понимала, почему от нее требовали быть роботом и в течение бесконечных часов следовать скучному распорядку злого учителя, даже более строгому, чем завела дома мама. Она хотела сама составлять расписание, решать, где и когда ей находиться. Мысль о том, что дети всегда сидят в одинаковых помещениях, за одинаковыми столами и выполняют одинаковые задания, как и было в школе, подразумевала, что все они вырастут одинаковыми.

Настоящим открытием для нее стала Спокойная комната. Вообще-то, она предназначалась для наказания и представляла собой место, куда детей отправляли, чтобы «подумать». Ханна пыталась сидеть словно статуя, не двигаясь и никому не отвечая, но когда стала всех игнорировать, это никому не понравилось: роботам полагается следовать приказам, а не изображать из себя мертвецов. Но порой она заходила слишком далеко, бросаясь в другую крайность: начинала прыгать, махать руками и издавать разные звуки. А когда не могла успокоиться, ее уводили в Спокойную комнату, которую она считала не наказанием, а наградой. Ей разрешали посидеть на больших подушках и почитать книгу. Обычно с ней оставался кто-то из воспитательниц, но время от времени они куда-то убегали, и она выкраивала минутку, чтобы побыть наедине с собой. Поэтому старалась устраивать подобные сцены как минимум два-три раза в день.

Большинство попыток Ханны всех игнорировать и держаться на расстоянии не производило особого впечатления на мисс Этвуд и остальной тупоголовый персонал. Другие ученики тоже издавали звуки, никак не способствующие сохранению дисциплины. Один мальчик пользовался голосом только для того, чтобы выть полицейской сиреной. Другая девочка любила подражать животным и издавать звуки, выходившие далеко за пределы лая: квакать, мычать, фыркать и трубить как слон. Ханна понятия не имела, что сделать, чтобы ее выгнали. Может, что-нибудь придумает Мари-Анн.