Остров кошмаров. Топоры и стрелы  - читать онлайн книгу. Автор: Александр Бушков cтр.№ 76

Такие вот случались грустные казусы с экономической подоплекой.

А теперь исключительно о настоящей экономике.

У англичан вновь нашлась своя собственная специфика. На сей раз это было овцеводство.

Практически по всей континентальной Европе аристократия была земельной. То есть доход она получала с полей, обрабатываемых зависимыми крестьянами. Это занятие считалось единственным, достойным дворянина. Не считая королевской службы, военной или духовной карьеры. Все остальное, какую бы выгоду оно ни могло принести, было для благородного человека позорным и категорически осуждалось братьями по классу.

В Англии же очень рано стала складываться совершенно другая система, которую можно назвать аристократией кошелька. Здесь действовал абсолютно иной принцип, которым руководствовались и люди знатные. Заниматься нужно тем, что приносит выгоду, а все разговоры о дворянской чести оставим континенту.

Возможно, свою роль сыграло еще и то, что большинство настоящей, старой аристократии было выбито во времена Войны роз и на смену ей пришли дворяне скороспелые. Может быть. Не знаю.

Я уже упоминал, как вполне себе благородные господа занимались добычей угля. Однако на первое место все же вышло овцеводство.

Когда-то Англия вывозила на ткацкие мануфактуры Фландрии полуфабрикат, то есть шерсть, но потом прогресс себя показал. В стране появились свои мануфактуры.

Что любопытно, застрельщиками и здесь оказались итальянцы, на сей раз венецианцы. Немаленькая группа их, в основном мастера-суконщики, в свое время переселилась в Англию на постоянное жительство. Они использовали королевство в качестве «запасного аэродрома». Жизнь в тогдашней Венеции была далеко не сахар: постоянные войны с турками и главными конкурентами генуэзцами, народные бунты, другие напасти. Вот и нашлись люди, решившие поискать счастья в относительно безопасных местах.

Сначала они перепродавали английскую шерсть во Фландрию. Потом кто-то понял, что готовое сукно и другие шерстяные ткани – гораздо более дорогой товар, и завел свои мануфактуры. Англичане воспользовались их опытом и открыли свои предприятия, точно такие же. Шерсть, как уже говорилось, стала главным экспортным товаром Англии.

Но тут возникли свои специфические сложности. Для овечьих стад нужны обширные пастбища. А места, как нельзя лучше для них подходящие, были заняты крестьянскими наделами. Между тем деловым людям уже стало ясно, что разведение овец в несколько раз выгоднее, чем производство какой бы то ни было сельскохозяйственной продукции. Какой отсюда следует вывод? Нет, в самом деле?

Положение крупных землевладельцев облегчалось тем, что подавляющее большинство английских крестьян были не собственниками своих наделов, а арендаторами. Правда, кое-где сохранились еще и общинные земли как пережиток старых времен.

Люди, имевшие такую возможность, принялись сгонять крестьян с земли, используя все возможные способы, в том числе прорехи в законодательстве, отказы возобновлять арендные договора или вовсе уж запредельное повышение арендной платы. В общем, они всегда что-нибудь придумывали. Процесс этот, получивший название огораживания, начался еще на рубеже XV–XVI веков, а во времена Генриха Восьмого получил особенное развитие. Уничтожались не только отдельные фермы, но и целые деревни.

Власти по этому поводу проявили редкостное лицемерие. Был издан специальный парламентский билль против огораживателей, грозивший им крупными штрафами, но он так и остался на бумаге. Никого никогда не оштрафовали даже на пенни. Чересчур уж крупные фигуры были задействованы в игре, крайне выгодной для одной стороны и разорительной для другой.

Испанский дипломат писал в одном из донесений своему правительству: «Прибыль действует на англичан как запах кормежки на обитателей зверинца».

Позже, в начале XVIII в., Даниэль Дефо напишет: «Предки многих крупных семей, которые теперь считаются в западных графствах дворянами, вышли из купцов и были вознесены наверх поистине благородным делом – производством мануфактуры».

Благородные лорды от купцов не отставали.

Огораживание – пожалуй, самая черная страница в истории царствования Генриха Восьмого. В первую очередь оттого, что при разгроме монастырей все же погибло неизмеримо меньше людей, чем в результате огораживаний. Десятки тысяч крестьян – это вовсе не преувеличение, скорее уж преуменьшение – в одночасье стали бездомными бродягами, с семьями и скудными пожитками уходили в никуда. По подсчетам историков, эта беда затронула десятую часть населения Англии. Люди толпами бродили по дорогам в бесплодных поисках работы. А где ее крестьянину найти, если повсюду творится то же самое? Все они занимались попрошайничеством, а иные от безнадежности и воровством.

«Овцы съели людей», – с горечью написал как-то Томас Мор.

От тех времен остались печальные строчки поэта, имя которого осталось неизвестным, возможно, к его же благу:

Те люди, которым удалось найти работу на тех же мануфактурах, могли считать себя счастливчиками. Правда, рабочий день составлял часов двенадцать, а платили там сущие гроши, чтобы человек только не умер с голоду. Хозяева мануфактур прекрасно понимали, что их работники будут терпеть и тяжелый труд от зари до зари, и мизерную плату. Вздумай кто-то протестовать или качать права, его моментально выкинули бы за ворота, где стояла толпа голодных людей, готовых занять это место.

До появления профсоюзов и забастовок оставались долгие столетия. Да и когда эти профсоюзы возникли, поначалу они мало чем помогли английским рабочим. Об этом будет подробно рассказано в третьем томе.

Рецепт для решения этой нешуточной проблемы власти отыскали быстро, причем весьма людоедский. Были приняты новые законы о бродяжничестве, а в юриспруденцию срочно введено понятие «здоровые попрошайки», как раз и относившееся к крестьянам, согнанным с земли. Карательная машина заработала на полных оборотах.

Этих вот «здоровых попрошаек», отловленных на дорогах королевскими разъездами, палачи били кнутами, клеймили раскаленным железом, отрезали уши, иногда и отрубали руки, а в случае рецидива вешали. Впрочем, иногда их казнили сразу, не утруждая себя возней с кнутами и клеймами. О том, что происходило с семьями этих людей, женщинами, детьми и стариками, лучше не думать.

Согласно подсчетам историков, в царствование Генриха Восьмого было казнено примерно семьдесят две тысячи человек. Количество людей, умерших от голода, вряд ли может быть установлено.

Прежде Англия не знала ничего подобного. Случались, конечно, кровавые подавления народных восстаний, порой с массовым террором, но число жертв обычно не превышало нескольких сотен, в крайнем случае – тысяч человек. Теперь размах был совершенно другой, и политика проводилась иная. Государство методично и целеустремленно уничтожало десятки тысяч лишних людей, которым не находилось места в новой жизни. В английской, да, пожалуй, и в европейской истории такое случилось в первый раз, но не в последний. Особенно в тех случаях, когда речь вновь заходит об Англии.