Принцессы-императрицы - читать онлайн книгу. Автор: Валентина Григорян cтр.№ 49

Ещё одна коронация предстояла императорской чете, но это случилось тремя годами позже в Варшаве. Ещё за три дня до торжественного события жители польской столицы узнали о нём из объявления: «Августейший и великий государь наш Николай Павлович, император Всероссийский, царь Польский, указать соизволил коронованию его на царство Польское при помощи Всевышнего быть 12 мая, приобщая к сему священному обряду августейшую свою супругу...» После прочтения это объявление было роздано населению во множестве экземпляров.

При свершении обряда венчания император сам возложил себе на голову корону, а на свою супругу — цепь ордена Белого орла. Из зала заседаний сената, где производился этот церемониал, они прошли в собор Святого Иоанна. Жители Варшавы, желая иметь что-либо на память об этом торжественном событии, разделили затем между собой сукно, которым был покрыт помост для шествия их величеств в собор.

На немецкую принцессу Шарлотту, ставшую императрицей Александрой Фёдоровной, были возложены новые обязанности: отныне ей предстояло заведовать Патриотическим и Елизаветинским институтами, которые в связи с болезнью, а затем кончиной Елизаветы Алексеевны, супруги Александра I, остались без надзора. Первое, что решила сделать новая императрица, — это перестроить здания институтов, чтобы увеличить число воспитанниц. Во время строительных работ девочки на лето были переведены в главный корпус Царскосельского дворца, а царская фамилия довольствовалась лишь одним из дворцовых флигелей. Александра Фёдоровна ежедневно посещала своих новых соседок, а её дочь Мария не только проводила с девочками большую часть времени, разделяя их детские игры и забавы, но даже носила институтское платье. Когда подросли младшие дочери, они также охотно общались с «институтками». Императрица любила показывать гостям свои заведения. Как-то она повезла в один из институтов свою невестку, прусскую принцессу Елизавету, прибывшую в Петербург вместе с мужем, наследным принцем Вильгельмом. Великие княжны к этому дню пошили себе институтские платья и стали каждая в ряду своего класса. Это было сюрпризом для принцессы, которая никак не ожидала встретить своих августейших племянниц среди воспитанниц.

После кончины вдовствующей императрицы Марии Фёдоровны под покровительство Александры Фёдоровны перешли и все другие институты. Николай I сам вводил супругу в управление ими. Она лично посещала вверенные ей новые заведения, знакомилась с их бытом, интересовалась жизнью воспитанниц, посылала им к праздникам пакеты со сластями. Рассказывали, что как-то, посетив Екатерининский институт, императрица даже села за общий стол, попросила такого же кушанья, как у девочек, и обращалась со всеми просто и по-матерински ласково. Её приветливость вызывала у всех восторг. Чуждая всякого личного честолюбия и амбиций, Александра Фёдоровна стремилась лишь делать добро и деликатно заботиться о своих подопечных.

Вообще в России над женскими учебными заведениями имели попечительство три императрицы: Екатерина II, при которой был открыт первый воспитательный дом в Москве, а несколькими месяцами позже женское привилегированное учебно-воспитательное заведение в Петербурге; Мария Фёдоровна и Александра Фёдоровна. Любопытная статистика! Попечительство длилось каждый раз по тридцать два года. При супруге Николая I количество заведений, воспитательных, учебных и благотворительных, возросло почти в три раза. Конечно, сама императрица уже не могла лично вникать во все дела. По её просьбе государь учредил особый Совет из двенадцати членов под председательством Петра Георгиевича Ольденбургского. Статс-секретари докладывали государыне о всех проблемах и просьбах этих учреждений, а она принимала соответствующее решение. Больше половины из своих личных сумм Александра Фёдоровна тратила на пенсии неимущим и бедным, на содержание богадельни, которую учредила в Петербурге, а также на отдельные пособия, выдаваемые пострадавшим от пожаров, наводнений и иных бедствий. Но об этой стороне её деятельности заговорили лишь позже, поскольку свои благодеяния супруга Николая I оказывала с удивительной деликатностью. Узнав, например, о пожаре на окраине Петербурга, уничтожившем несколько домов, императрица Александра Фёдоровна послала доверенное лицо для раздачи погорельцам щедрого пособия, приказав узнать об убытках, понесённых каждой семьёй. Пособие этот посланец должен был выдать им лично, не говоря, от кого оно прислано.

Как-то раз государыня вызвала к себе молодого человека, в обязанности которого входило и принимать прошения бедных, поступавшие в её канцелярию, и навещать их для наведения нужных справок. С участием она расспросила его о личных делах и прибавила: «На вас возлагается трудная, подчас неблагодарная обязанность; не забывайте, однако, никогда, что вы имеете дело с несчастными; выслушивайте их просьбы, памятуя об их нуждах. Я знаю, что эта задача будет иной раз нелёгкая, но не забывайте, что вы делаете при этом доброе дело и исполняете долг, достойный похвалы».

Будучи добрым человеком, Александра Фёдоровна иногда находила в себе мужество попросить у императора помилования или облегчения участи тех, кто ждал долгие годы заключения. Но всё же обычно в дела мужа она не вмешивалась. Да и могла ли — она с её слепым обожанием своего Николая, который был её кумиром, идолом? «Дочь прусского короля, — напишут современники, находившиеся в непосредственном общении с этой хрупкой женщиной, — была воспитана в то время, когда вся немецкая молодёжь зачитывалась поэзией Шиллера и его последователей. Под влиянием этой поэзии всё тогдашнее поколение было проникнуто мистической чувствительностью, мечтательной и идеалистической, которая для нежных натур и слегка ограниченных умов вполне заменяла религию, добродетель и принципы. Александра Фёдоровна принадлежала к числу таковых... благополучие мужа и детей — в этом она видела своё назначение. Ей хотелось, чтобы вокруг неё все были веселы и счастливы, и она всегда имела доброе слово для всех и улыбку на лице, улыбку для тех, кого судьба к ней приблизила. Ей не присущи были ни суровый взгляд, ни недоброжелательный жест, ни строгое осуждение. Она любила, чтобы вокруг неё были лишь красота и блеск, оживление и смех. Не было в натуре этой императрицы и желания повелевать. Она не раз говорила, что слова «приказ» и «приказывать» понятны ей только в устах императора, которому она и сама готова была беспрекословно подчиняться».

Ценил ли император Николай Павлович эти качества жены? Он был мужчиной и, как большинство мужчин, скорее преклонялся перед слабостью, чем перед силой спутницы своей жизни. Поэтому к хрупкой и безропотной Александре он питал страстное и деспотическое обожание сильной натуры к существу слабому, ощущал себя её единственным законодателем. «Для него это была прелестная птичка, которую он держал взаперти, в золотой и украшенной драгоценными каменьями клетке, которую он кормил нектаром и амброзией, убаюкивал мелодиями и ароматами, но крылья которой он без сожаления обрезал бы, если бы она захотела вырваться из золочёных решёток своей клетки. Но в своей волшебной темнице птичка не вспоминала даже о своих крылышках». Она была императрицей самодержавного государства, и Николай Павлович стремился оказывать ей соответствующее внимание и почести, демонстрируя свою преданность. Он, государь Всея Руси, создал для жены волшебный мир великолепных дворцов и парков, роскоши и увеселений, до конца жизни относясь к ней как к избалованному ребёнку.