Мое падение - читать онлайн книгу. Автор: Наталья Шагаева cтр.№ 55

Первым ко мне пришел отец. Долго в глаза мне смотрел. Вопросы задавал, что да как так вышло. Говорил, что Стас в себя еще не пришел, а Кристина истерит постоянно, ничего внятного не объясняет. Только повторяет, что я — чудовище. Я правду ему сказал, как есть. Что застал их в моей постели, и что они давно мне рога наставляют, и что аборт сделала. А самое главное, что это было не состояние аффекта. Я намеренно хотел их убить. И что если меня выпустят, я доведу дело до конца. Отец тогда ничего не сказал, долго рядом со мной сидел. А потом пошел с начальником разговаривать. Как мне майор тогда поведал, он просил подержать меня пока и дело не заводить, пока Стас не очнется. И они держали. Моего мнения не учитывали. Через пару дней мать пришла. С ненавистью на меня смотрела. Наотмашь по щекам била, кулаками в грудь стучала, требуя ответить, зачем я искалечил Стасика. Я молчал, долго молчал, пока она в сердцах не начала кричать, что не сын я ей больше, отказывается от меня, что ее сын не мог так поступить с родным братом. Я бы мог ее понять, возможно, я на самом деле перегнул, и заслуживал всего этого. Но у меня до сих пор из головы не выходят ее последние слова о том, что ей не стоило меня рожать. Что во всем этом отец виноват, мол, рожать она меня не хотела, на аборт шла, нежеланным ребенком я был, ей не до второго было, ведь ее старший сын так болел. Но отец настоял на моем рождении, запретив ей делать аборт. Вот как то так, Дюймовочка. А ты говоришь, почему мне неприятно. А может я и правда чудовище, может и не должен был так поступать. Просто, наверное, должен был вышвырнуть их из своей жизни и все. Но знаешь, я ни капли не раскаиваюсь — если бы время повернулось вспять, я бы ничего не изменил.

Когда Стас пришел в себя, они семейный совет собрали. Естественно, без меня. И решили, что Стас никаких обвинений мне предъявлять не будет. Но я думаю, на этом отец настоял. Мать тогда желала, чтобы меня посадили. А за это все я должен ему лечение оплатить. И каждый месяц до полного выздоровления оплачивать его расходы на лечение и возместить его заработную плату, пока он работать не сможет. Но как видишь, Стас восстановился не полностью. С почками у него проблемы. Да из-за черепно-мозговой травмы зрение стал терять, и никакой речи о его возвращении на работу не шло. Но они еще на что-то надеются, говорят, не все потеряно, у него есть шансы. Но мне наплевать на его шансы.

Когда я понял, что меня не посадят, я решил уехать назад на Кавказ, надолго, теперь и смысла не было возвращаться. Но не тут-то было, Дюймовочка, меня туда не пустили. Мне майор сказал, что ему смертники не нужны. Чтоб здесь оставался. А еще лучше, отпуск взял. А потом он решит, куда меня определить. В нашу квартиру я не вернулся. В новую поехал. Я остался в тишине в пустой квартире. Бродил из угла в угол. Пил, много пил. В недельный запой ушел. Квартира стала своеобразной добровольной тюрьмой для меня. Ко мне кто-то приходил, тарабанил в двери, но я никому не открывал. Я перестал чувствовать себя, свое тело, а самое главное — сердце, я его не слышал. Я был мертв. Все время задавался одним и тем же вопросом. Почему? Почему так? Если она разлюбила меня или вовсе не любила, почему не сказала? Почему всадила нож в спину?! Но ответов так и не находил. Эти вопросы я кричал в пустые стены, орал во все горло, но мне никто не отвечал. Разгромил все двери, косяки, стены. Бил их кулаками, пачкая своей кровью. Но физической боли не ощущал. Душевная боль притупляла все чувства. Иногда мне казалось, что она здесь, со мной, в другой комнате, я даже слышал ее голос, чувствовал ее запах. Я сходил с ума. И мне было хорошо в моем безумии. Через неделю моего добровольного заточения ко мне пришел Роберт. Ну, как пришел. Просто вышиб дверь к чертовой матери. Еще сутки пил вместе со мной, слушая мой бред и скулеж слабака. А потом вылил весь алкоголь в раковину, забрал деньги, карты, чтобы я не смог купить еще. Я тогда кинулся и на него с кулаками, чтобы не смел учить меня жить. Но за неделю беспробудного пьянства, мой организм ослаб. Роберт скрутил меня в два счета и сказал, что если я хочу загнуться здесь, топя свое горе в алкоголе и скуля от жалости к себе, то он, конечно, не смеет мне мешать. Но только вот легче мне не станет, а этим тварям, тем самым я покажу свою ничтожность. И еще дохрена чего наговорил, философ хренов. Но, его слова вразумили меня. Пить беспробудного я перестал, в порядок себя привел. Но ушел в полный отрыв. У Роберта даже есть свая теория по этому поводу. Он делил мое состояние на стадии. Вот эту стадию так и назвал — «пустится во все тяжкие». И я ушел в загул еще на пару месяцев, не вылезал из клубов. Мой режим был прост: утром спортзал, вечером очередная шлюха, иногда две или три одновременно. Когда осточертело все, мой отпуск подошел к концу, но я уволился из ментовки.

Вот тогда-то я и решил свое агентство открыть. Ушел с головой в эту идею. Роберт ржал тогда. Постоянно Шерлоком меня называл, другие дела предлагал, говорил, что моя ментовская шкура может другим людям пригодиться. Он тогда в криминальных кругах находился, на тестя своего работал. Роберт смеялся, но помогал. Он хорошо мне помог и связями, и финансами. Все, что у меня тогда было, я на лечение и реабилитацию Стаса отдал. И первых клиентов он мне подгонял. И репутацию обеспечил. Так что я, считай, ему обязан, хотя он говорит, что рассчитались мы давно, что, мол, я и так для него много сделал. Но это — ничтожно мало. Он вытащил меня из болота, в которое я сам себя тянул.

Пока я с головой в новое дело ушел, братец мой старший на ноги поднялся, очухался и даже помышлял клинику себе новую, свою открыть. Тогда еще зрение не ухудшилось у него из-за осложнений. А еще через пару месяцев я узнал, что женятся они. Что я испытал в тот момент? Я как будто опять вернулся в тот день. Но. Я учился себя контролировать, держать эмоции в себе и глубоко закапывать. С Кристиной я больше не виделся. Я ужасно боялся ее случайно встретить, наткнутся на нее. Не за себя боялся, за нее. Потому что боялся ее убить. Во мне тогда еще все кипело. Но по истечению времени, я не просто хотел ее быстро придушить — я хотел делать это медленно, долго, методично. Уничтожить, растоптать, унизить. Я боялся своих желаний, и ночных порывов найти ее и воплотить свое безумие.

На свадьбу меня, естественно, никто не приглашал. Но я пришел без приглашения. Выпив перед этим бутылку виски. Я был пьян, но не чувствовал своего опьянения, голова была ясная. Я помню каждую деталь того дня, как они сначала не замечали меня, улыбались, смеялись, поздравления принимали, а когда я вышел из тени, чтобы их поздравить, тут настроение у всех и пропало. Но я держался. В прицепе, не делал ничего плохого, кроме как напивался, и опьянеть никак не мог. Мать домой меня гнала, просила праздник не портить и на глаза ей не попадаться. Отец просил ее успокоиться и просто спросил меня, смогу ли я держать себя в руках. И я держал. Зачем я там был? А черт его знает. Наверное, мне надо было убедиться, что все же это не мой страшный сон, а жестокая реальность. Зацепил ее подругу, видимо та не знала всех подробностей нашего расставания. Подпоил ее, немного комплиментов сказал, немного обаяния, совсем чуть-чуть пошлых намеков и у ее подружки развязался язык. Она-то мне и поведала обо всем, чем делилась с ней Кристина. В общем, как выяснилось, эта тварина меня любила, но я оказался не способен обеспечить ей достойную жизнь, а мои командировки стали последней каплей, меня не было рядом и ее чувства стали угасать. И на счет ребенка она не соврала, Кристина утверждала, что он был именно моим, но я и так это знал, чувствовал, что не соврал мне Стасик. А детей она не хотела, мол, рано ей еще было. Рано! Понимаешь? Видимо эта шмара еще не нагулялась. А Стасик, мол, достойный мужчина, которой сможет обеспечить ей достойную жизнь. Она, мол, сама хотела мне все рассказать, но я явился без предупреждения и чуть не убил ее и родного брата. В общем, я чудовище, неадекватный отморозок, которому видимо на Кавказе крышу снесло. Вот она вся ее лживая, лицемерная, алчная правда — ей не хватало, денег. Я богиней ее считал. А она, оказалось, всего лишь деловая шлюха, алчная и падкая на деньги… — и тут я останавливаюсь, и ни черта не соображаю, зачем я сейчас все как на духу рассказал Дюймовочке. Поворачиваюсь к ней, а она опять сидит и беззвучно плачет, пытаясь скрыть это от меня, слезы утирая. Поднимается с места, подходит ко мне, садится на мои колени, обвивая своими ногами. В глаза мои смотрит, и там такая боль плещется. Боже, какая она чувствительная. Нежная, ранимая, и в тоже время сильная и несгибаемая девочка.