Начертание русской истории - читать онлайн книгу. Автор: Георгий Вернадский cтр.№ 56

Страница

Пугачевский бунт примирил дворянство с самодержавной императорской властью. Дворянство, напуганное пугачевщиной, стало лояльно по отношению к власти. Со своей стороны, Екатерина знаменитой Жалованной грамотой подтвердила право «благородных» владеть населенными имениями.

Тем не менее Екатерина до конца жизни лелеяла мысль о поднятии городского сословия, которое могло бы быть опорой власти и гражданскому порядку в случае новых политических шатаний в дворянстве. Внимание свое к городскому состоянию Екатерина подчеркнула, между прочим тем, что одновременно с Жалованной грамотой дворянству издала и Жалованную грамоту городам – Городовое Положение (1785).

Вся дальнейшая внутренняя политика русских государей была построена на постоянном лавировании между различными сословиями. Против политических требований дворянства правительство всегда выдвигало крестьянский вопрос.

Боязнь отмены крепостного права и потери, таким образом, социальной почвы под ногами заставляла дворянство, в его целом, постоянно склоняться перед императорской властью.

С этой точки зрения чрезвычайно характерна политическая борьба в начале царствования Александра I.

Актом 8 сентября 1802 года Сенату ^[261] было предоставлено право возражать против несогласных с законами высочайших указов (нечто вроде droit de remontrance французских парламентов XVIII века). Вскоре Сенат захотел воспользоваться своим правом, считая, что правительство нарушает дворянские привилегии ^[262].

В ответ на дворянские притязания Сената, в обстановке значительного политического возбуждения в русском обществе, Александр I повторил шахматный ход своей бабки.

20 февраля 1803 года, официально по инициативе графа С. П. Румянцева, был издан указ о «свободных хлебопашцах». Этим указом предусматривался отпуск на волю крестьян с землей (впрочем, только по собственному желанию помещиков).

Практически действие указа было невелико. Но указ имел громадное принципиальное значение. «Белой грамоте» дворянства (Жалованная грамота 1785 года) противопоставлялся теперь призрак «красной грамоты» (освобождения крепостных с землей).

Дворянство уступило – Александр I на этот раз выиграл политическую игру.

Другой тревожный момент – нашествие Наполеона в 1812 году.

В дворянских кругах русского общества существовали значительные опасения того, что Наполеон будет бить не только воинским оружием, но также оружием социальной пропаганды, пользуясь горючим материалом крепостного права. В русском обществе ходили определенные слухи и предположения об отмене Наполеоном крепостного права в России. Однако Наполеон проявил сравнительно небольшой интерес к этой стороне дела, полагая главную силу свою в правильной войне. Между тем как раз ведение правильной войны с Россией представляло для Наполеона почти непреодолимые технические трудности. В руководящих русских кругах задолго был предусмотрен план «скифской войны», то есть отступления в глубь страны с целью использования русского пространства ^[263].

Организация социальной революции в России была единственным шансом успеха для Наполеона при «скифской» системе войны. Занятие Москвы Наполеоном могло бы иметь значение лишь для создания центра русской социальной революции. Наполеон, однако, не захотел или не сумел организовать русскую социальную революцию ^[264].

Устранение Наполеона снимало угрозу социальной революции в России. Выдвинулся опять призрак политической (дворянской) революции (тайные общества, декабристы).

Дворянский бунт декабристов заставил Николая I возбудить крестьянский вопрос сверху (секретные комитеты; указ об обязанных крестьянах 1842 года; устройство быта казенных крестьян и пр.).

Крестьянский вопрос решен был 19 февраля 1861 года, но решение это было половинчато. Крестьяне получили свободу от власти помещиков, но не получили гражданского полноправия (были прикреплены к общине взамен прикрепления к помещику).

После 1861 года в совершенно новой политической обстановке, при новом взаимоотношении различных слоев общества, правительственная власть продолжала придерживаться прежней тактики – лавирования между всеми, чтобы никого не допустить к политическому властвованию.

Старые приемы уже не соответствовали, однако, новой обстановке. Дворянство было ослаблено и политически разбито, а вместе с ним разбита была и сама правительственная власть.

Российское императорское правительство сохраняло после того в течение нескольких десятилетий аппарат власти, но социальная и политическая основа под ним быстро исчезла. Дворянство – руководящее сословие Русского государства начала XVIII века– превратилось к началу XX века в сословие, политически бессильное. Власть разрушила прежний правящий слой и не сумела создать взамен новый.

При Петре Российская империя вошла в более тесные соприкосновения с европейскими государствами, чем это было раньше, в московское время (особенно до половины XVII века). Сам Петр умел разбираться в новых взаимоотношениях и направлять их в своих целях. Но после Петра русская политика запуталась во взаимоотношениях с различными европейскими державами (Францией, Римско-Германской империей). Россия была постепенно втянута в дипломатическую игру этих держав, причем из игрока делалась часто игрушкой. Почти два столетия после Петра русская дипломатия обращала внимание преимущественно на политику европейских держав. Этому способствовал и личный состав русского дипломатического корпуса, в котором чувствовалось решительное преобладание европейцев – сперва немцев, затем также французов, итальянцев и др. Переполнение нашего дипломатического корпуса иностранцами стало особенно заметно при Александре I, когда русской дипломатией руководили сперва поляк (Чарторыйский), а потом немец (правда, обрусевший – Нессельроде). Апогея достигло это явление (как это ни странно на первый взгляд) при Николае I, когда чуть ли не 4/5 наших дипломатов не были коренными русскими людьми, но или слегка обрусевшими, или даже вовсе не обрусевшими иностранцами. Со времени Николая I явление это шло постепенно на убыль, но оно оставило неизгладимые навыки и традиции в русской дипломатической практике. Русская дипломатия искусно разбиралась в тонкостях дипломатических отношений между европейскими державами, но часто бывала совершенно не осведомлена в отношении Востока ^[265]. Если Россия могла вести хоть более или менее удачную и правильную политику на Востоке, то этим она обязана главным образом не профессиональным дипломатам, а администраторам (Татищев, Кириллов, Неплюев – в XVIII веке; граф Муравьев-Амурский и др. – в XIX веке) и военным (Потемкин и др. – в XVIII веке; Ермолов, Муравьев-Карский, Кауфман-Туркестанский и др. – в XIX веке).

Страница