Сто тысяч франков в награду - читать онлайн книгу. Автор: Жюль Лермина cтр.№ 26

— Ваше сиятельство, — начал Сильвен, оправившись от изумления, — именем той, которой больше нет и которую мы все так любили, умоляю вас выслушать меня.

— Не стоит! — вскрикнул Лантюр. — Это все пустые слова!

Керу жестом попросил старого моряка помолчать.

— Я слушаю вас, — сказал он юноше.

Крестьянин собрался с духом. Когда ему приходилось говорить речи в защиту Давида, он колебался и сомневался в самом себе, но, все же подавив волнение, он начал так:

— Ваше сиятельство, в ту ночь, что последовала за трагической смертью графини, произошли события, о которых вы еще не знаете, и я хочу вам о них сообщить.

И Сильвен в простых выражениях и без лишних отступлений поведал графу о том, что видела Аврилетта, о существовании подземелья и о своем заключении в нем.

— Во всем этом есть тайна, до которой я никак не докопаюсь, — продолжал он. — Но я верю, Бог не допустит, чтобы пострадали невинные, и поможет мне открыть истину. Речь идет о жизни человека, о его чести, что также не менее ценно. Господин Керу, добейтесь от судей разрешения продолжить следствие. Скажите им, что я берусь выяснить правду. Скажите, что вы считаете меня честным человеком, не способным на ложь и притворство. Скажите им все что хотите, чтобы выиграть время. Если Давид окажется на скамье подсудимых, он не вынесет позора. Я знаю его, господин Керу. Именем той, которая была для вас так дорога и которая знает, что он не виновен, заклинаю вас, не отвергайте мою просьбу! Помогите мне спасти ему жизнь и смыть пятно позора с его чести.

Господин Керу не перебил юношу ни словом. Опустив голову, граф стоял молча и неподвижно. Когда Сильвен замолчал, наступила напряженная тишина. Наконец Керу поднял голову и заговорил:

— Если допустить, что история, рассказанная девушкой, которая теперь лишилась рассудка, действительно имеет под собой основания, если допустить, что подземелье в Темной долине и вправду существует, какое можно сделать заключение?

Сильвен много думал обо всем этом и потому сразу нашелся что ответить.

— Вы знаете, граф, — произнес юноша, — что никто не видел, как убийца входил в павильон?

— Это верно, но все указывает на то, что он забрался туда через открытое окно.

— В таком случае его обязательно должен был кто-то увидеть! Но оставим этот вопрос в стороне. Что, если я докажу, что в павильон можно проникнуть другим путем?

Граф Керу вздрогнул и переглянулся с Лантюром. Эта мысль уже приходила ему в голову, и только объяснение Мэри-Энн помешало капитану остановиться на ней. Матрос лишь пожал плечами. Чтобы заставить его изменить мнение, нужно было что-нибудь посерьезнее.

— Продолжайте, — сказал граф Сильвену.

— Предположим, что между лесом и замком существует подземный ход, из которого можно попасть в павильон. Предположим, что один или несколько человек таким образом проникли туда. Не достаточно ли этого, чтобы оправдать Давида?

Граф Керу задумался, а затем проговорил:

— Клянусь вам, что мне было бы очень горько сознавать, что я напрасно обвинил ни в чем не повинного человека. Вы говорите, что Аврилетта видела, как ночью люди, одетые во все черное, несли через лес бездыханное тело женщины в свадебном наряде. Но как же тогда с этим согласуется то обстоятельство, что труп Элен покоился в замке и, охраняемый всеми нами, был опущен в могилу? Какое же отношение…

Граф не договорил и вопросительно посмотрел на Сильвена, однако возражения не последовало.

— Да, все верно, — воскликнул юноша, — но мне нечего больше сказать, кроме того, что Давид не виновен. Он не убийца!

— А как же письмо Элен, обнаруженное у него? Разве оно не свидетельствует о дерзких притязаниях того, кому оно было адресовано?

— А почему вы думаете, что это письмо, которое нашлось так внезапно и так кстати, не могли подбросить в его комнату те, кому нужно было отвести от себя подозрения?

— В таком случае, — заметил граф Керу, пытаясь обнаружить для себя в словах Сильвена аргумент, достаточно сильный для того, чтобы изменить мнение, — в таком случае следует предположить, что это письмо было адресовано убийце или одному из его сообщников. Но кому именно? Ни одного молодого человека, кроме Давида, в доме не было…

— Никого? — переспросил Сильвен.

— Давид… и мой племянник Губерт. Но не он же осмелился…

— Почему нет? — холодно спросил Сильвен.

— Молчите, несчастный! — яростно вскрикнул граф. — Слепая дружба не может служить оправданием клевете! Больше ни слова, уходите!

Лантюр торжествовал. Он был твердо уверен в виновности Давида. Сильвен не противоречил, опасаясь еще больше скомпрометировать своего несчастного друга. Но, прежде чем уйти, он торжественно заявил:

— Я повинуюсь, граф, но Бог — свидетель, ничто на свете не остановит меня, и я исполню свою миссию. В тот день, когда я достигну успеха, вы раскаетесь.

Жестом граф указал ему на дверь. Крестьянин почтительно поклонился и вышел. Его голова горела, сердце учащенно билось, но эта неудача не лишила его решимости. Он пообещал Аврилетте спасти Давида и сделает это во что бы то ни стало! Теперь ему нужно было дать знать несчастному, что преданный друг не оставит его в беде.

Сильвен отправился в Рамбуйе. Лошадь его утомилась. Когда наконец показались первые домики города, Сильвен схватился за сердце.

— Боже мой! Что это со мной? Неужели предчувствие несчастья?

Через четверть часа он входил во двор здания суда. В тот же миг крик ужаса вырвался из его груди. Из окна третьего этажа выбросился человек. Перевернувшись в воздухе, он тяжело упал на мостовую. Этим человеком был Давид.

Отчаяние Давида в последние дни дошло до предела. Не столько одиночество тяготило его, сколько мысль о собственной беспомощности. Где был Сильвен? Где была Аврилетта? Единственные его друзья, похоже, позабыли о нем. Неужели они тоже решили, что он виновен? Однако в кабинете следователя Давид видел Сильвена. Крестьянин даже успел шепнуть ему несколько ободряющих слов. Но почему же тогда показания молодого человека, которые непременно должны были засвидетельствовать невиновность музыканта, никак не изменили его судьбу? Утро вселяло в него надежду, а вечер приносил только разочарование. Наконец, отчаяние овладело им окончательно. «Зачем бороться, если люди слепы? Пускай свершится моя судьба, раз так нужно», — говорил себе музыкант.

Были минуты, когда на вопросы следователя он хотел ответить так: «Ну да, я совершил преступление. Делайте со мной что хотите».

У господина Люссера сложилось твердое мнение, и попытки Сильвена оправдать Давида с помощью Аврилетты только навредили обвиняемому. Следствие закончилось, и дело должно было поступить на рассмотрение суда. На последнем допросе следователь всеми силами пытался вырвать признание из уст обвиняемого. Давид, силы которого иссякли, не мог больше защищаться. Он лишь слабо протестовал. В подтверждение своих слов он ссылался на Сильвена, но следователь сказал: