И поэтому, вместо того чтобы извиниться и признать свои ошибки, я спряталась. Заняла позицию жертвы. Перевела стрелки и обвинила других. Я пыталась оправдать свои сомнительные решения, говоря, что «это стартап и члены команды должны быть благодарны за этот опыт». Нет бы признать, как я ранила этих людей, – согласиться с правдой, которая вызывала еще больше стыда и боли; вместо этого я решила обойти эмоциональную составляющую. Сосредоточилась на «логических» действиях: двигаться вперед, и чем быстрее, тем лучше. Уклоняясь таким образом от ответственности, испортила значимые отношения. Посеяла хаос и смятение в наших рядах. Некая семейственность, которая была нашей сильной стороной с самого начала, рухнула, воспламенилась и разлетелась, словно пепел.
Я была сломлена.
Злая ирония: весь смысл этой работы состоял в том, чтобы прочувствовать и создать атмосферу любви и сопричастности. Но поскольку у меня не было инструментов для управления потоком эмоций и признания собственных ошибок, я отстранилась и привела команду к разобщению.
Я была бы рада сказать, что мне попалась правильная книга в нужное время или что я встретила наставника, который помог пройти этот болезненный период. Или признаться, что нашла в себе смелость выйти на трудный разговор – пусть неприятный и разбивающий сердце. Ничего этого не случилось.
В некотором смысле я сделала кое-что стоящее: взяла потребительский кредит, чтобы выплатить деньги членам команды в течение месяца после окончания программы. Полгода спустя, уже с новой группой, мы запустили новую версию – на этот раз в Сан-Франциско – и получили достаточно дохода, чтобы закрыть кредит в 30 тысяч долларов и окупить весь проект. Мы создали мощную программу, которая серьезно повлияла на чужие жизни. Благодаря ей люди увольнялись с нелюбимой работы. Находили свое призвание. Запускали бизнес. Зарабатывали миллионы долларов. Создавали произведения искусства. Писали книги. Появилось много причин для торжества, но, с другой стороны, я все еще чувствовала травмирующее влияние стыда, не зная, как быть дальше.
Я была вымотана. Опустошена. Потеряла связь с собой. Не видела света в конце туннеля. И сделала единственное, на что была способна в то время: все бросила.
Распустила бизнес, назвав его и себя провалом. Это клеймо тяжким грузом давило мою душу четыре года, пока на глаза не попалась работа психолога Брене Браун
[8] – исследование стыда. Я была шокирована – каждое прочитанное слово добавляло в мою жизнь света и легкости.
«Стыд – страх потерять связь с другими. Страх, что идеал, которому не удалось соответствовать, цель, которой не удалось достичь, делают нас недостойными этой связи, – пишет Брене в книге “Великие дерзания”
[9]. – Стыд – весьма болезненное чувство или вера в то, что мы неполноценны, а значит, не стоим любви и привязанности».
Ох.
Вера в то, что я могу быть неполноценной и недостойной любви, всегда была частью моей жизни. Для меня возможность вызывать любовь была зависима от моих успехов и неудач, и я олицетворяла свои ошибки, делая их показателем того, что проблема во мне.
Не в бизнес-модели. Не в принятых решениях. Не в методах общения. Не в стиле руководства.
Во мне.
Неудивительно, что я сбежала/спряталась/онемела/скрылась с места преступления.
Быть может, и в вашей жизни была похожая ситуация?
Дневник Любопытства
Когда вы позволили себе считать, будто допущенные ошибки означают, что с вами не все ладно?
Исследование Брене Браун на тему разницы между стыдом и виной лишило меня дара речи. Легче всего сравнить это с различием между формулировками «Я плох» и «Я сделал нечто плохое». А разница эта значительна, потому что «мы чувствуем вину, когда сопоставляем то, что сделали или не сделали, с нашими ценностями – и выясняем, что соответствия нет. Неприятное чувство, но полезное. Психологический дискомфорт мотивирует к заметным переменам. Вина – столь же мощное чувство, как и стыд, но ее влияние положительно, в то время как стыд разрушает. Он разъедает ту самую часть нас, которая верит, что мы способны меняться и поступать лучше».
Именно стыд заставляет нас персонифицировать свои ошибки. Именно он вынуждает думать: если я натворил дел или подвел кого-то, что-то не так со мной.
Открыв для себя это различие, я задумалась: как можно сменить эту установку? Как сделать иным свое отношение к стыду?
Брене называет это движением от «сопротивления стыду» к «принятию стыда». Это стратегия, при которой человек способен пройти сквозь некий опыт и выйти с другой стороны, ощущая больше смелости, сочувствия и сопричастности, чем в начале.
Я испробовала это на себе четыре года спустя после окончания проекта The Bold Academy, когда наконец встретилась с Натаниэлем, чтобы поговорить о случившемся. Помню это ощущение грусти накануне – потому что мой-бывший-лучший-друг-и-моя-большая-страсть стал чужим и далеким. Я почти ничего не знала о том, чем он занимается, что творится у него в душе и куда он надеется двигаться дальше. Раньше мы постоянно говорили о таком.
В тот раз я посмотрела на свою грусть как на приглашение. Вспомнила наставление Брене о том, что стыд – социальное понятие, и поскольку он зарождается в отношениях, то и лечится в них. Хотя часть меня с ужасом думала о том, что эта встреча только усугубит чувство разобщенности, другая часть была готова проявить смелость и пойти на искреннее общение.
Когда мы сели на черный кожаный диван в моей бруклинской квартире, я открыла бутылку розового вина и наполнила его бокал. Я подумала, что немного спиртного поможет откупорить невысказанное. «Я все еще очень зол на тебя», – быстро выговорил Натаниэль. «Ух ты, – подумала я, – это хорошо. Он открывается». «Давай подробнее», – сказала я вслух, готовясь копать глубже вместе с ним.
– Ты очень подвела меня тем летом, – ответил он. – Что произошло? Что с тобой творилось?
– Действительно хочешь знать? – спросила я.
– Хочу, – подтвердил он.
– Что ж, – вздохнула я, и признание полилось рекой. Я рассказала, как была напугана и как эта история сводила меня с ума, как мне было стыдно и как я страдала все годы после случившегося. Я высказала даже то, чем больше всего боялась делиться и что, по моему убеждению, Натаниэль и так знал: мои чувства к нему. Поведала, что тяжело было видеть его с другими женщинами, и поэтому сама стала встречаться с другим мужчиной. И что не говорила о чувствах, поскольку не надеялась на взаимность. К этому моменту у него отвисла челюсть. Я поняла, что о моей влюбленности он не догадывался.