Узник Двенадцати провинций - читать онлайн книгу. Автор: Франсуа Плас cтр.№ 52

Четыре месяца – это много, но они пролетят быстро, утешал я себя. Задремавший город жался к печам и каминам, жизнь в нем замедлилась. Когда дул ветер с севера, ни одной живой души не было на улочках и каналах. Свободного времени у меня было много, и, покончив с визитами, я мог бы вволю заниматься своими фолиантами и пробирками. Ничто не мешало мне продолжать изыскания в области человеческой машинерии и долгими холодными ночами испытывать на бедных зверушках действие гипотетических чудо-снадобий, но Абрахам Стернис сильно поколебал меня в моих алхимических измышлениях. От его взрыва пошатнулись их основы. Душа к этому больше не лежала.

Я предпочитал проводить оставшееся мне время в беседах с ним. Когда старый Абрахам давал волю своему красноречию, он мог явить миры куда обширнее и лучезарнее всех, какие я мог когда-либо вообразить. Он был почти неподвижен, лишь изредка поднимал руки, подчеркивая какую-нибудь фразу, но как он говорил!.. Его ум был блуждающим огнем, борзой, мчащейся по ландам. Каждое его воспоминание, каждая мысль казались мне вспорхнувшей из зарослей птицей. Я едва успевал полюбоваться оперением или красотой полета, глядь, а он уже шустрит дальше, поднимает новую. Я слушал, мотал на ус. Давал ему толчок в другом направлении, и он охотно шел новыми путями. Даер тоже был доволен, больше всего на свете он любил посидеть у огня и подремать под своеобразную колыбельную, в которую превращается беседа на расстоянии, когда слышишь ее как журчание ветерка, ласкающего обрывками фраз, и не надо вникать в смысл и суть.

Остатки моей лаборатории я разбазарил себе в убыток. Я послал Игнаса на травяной рынок, предоставив ему полную свободу продать все, что я терпеливо копил, по сходной цене, и паршивец нагрел руки, облапошив меня где только можно, но мне, честно говоря, это было всё равно. В своей фармакопее я оставил только самые простые, проверенные лекарства; в библиотеке – не больше полутора десятков книг, в том числе анатомический атлас, хоть и знал наизусть каждый его параграф, каждую виньетку. А в моей практике я старался теперь как можно чаще прибегать к силе старого Браза.

Я захаживал по-дружески к Йорну и Силде.

И по-прежнему выходил ночами на долгие прогулки.

Я еще не знал, что всегда надо остерегаться спящего города. Кто знает, какие сны мучают его по ночам. Какие кошмары витают над постелями. Что тлеет в очагах, когда раздуваются под пеплом давние страхи, погребенные испокон веков.

Вот, в двух словах, происшествие, которое ускорило события.

Едва затемно я шел вдоль ряда садов, как вдруг услышал плач и сдавленные крики за изгородью. Изгородь эта из боярышника и остролиста была густая и колючая, но я все же исхитрился проползти под ветвями. По ту сторону я разглядел в потемках двух детей. Тот, что поменьше, держался за горло и странно хрипел. Он был совсем кроха, едва умел ходить. Второй, лет трех-четырех от силы, стоял рядом, не зная, что делать, горько плакал и отчаянно звал на помощь. Я кинулся к малышу. Он задыхался, личико совсем посинело. Наклонившись, я поднял его и надавил двумя руками на диафрагму, резко вверх. Со второй попытки ребенок выплюнул застрявшую в горле красную ягоду. Едва оправившись от испуга, он ухватился за руку брата, и оба убежали вглубь сада, не оглядываясь, – бедняги побаивались неведомого спасителя, выползшего на четвереньках из черных зарослей, как зверь из норы.

Я совсем забыл об этом случае, когда поднятые им волны докатились до моего порога. По городу пошли слухи, будто бы оборотень, получеловек-полуволк, крадет темными ночами маленьких детей.

Это были еще не штормовые волны, всего лишь зыбь, досужая молва, но, увы, спящего города всегда надо остерегаться. Следы этого мифического существа, призрака – пожирателя детей, вскоре стали появляться то там, то сям, и больше всего – на рынках. Говорили, что этот оборотень пытался накормить двух малышей ядовитыми ягодами остролиста – верно, хотел отравить и утащить, одурманенных, в свое логово. Потом стало известно, что он выходит на промысел в самую темную пору и бродит по каналам, что боятся его даже тряпичники, а уж они-то под луной как дома и с кошками и совами на «ты». Вот такое чудовище прячется в городе, самые густые изгороди ему не преграда, в дома он пробирается через печные трубы, плавает подо льдом и принимает, когда ему вздумается, обличье то человека, то зверя – и впрямь есть от чего волосам встать дыбом. Я наивно полагал, что, прекратив мои ночные прогулки, тем самым ликвидирую жупела и повод почесать языки. Что он растает в тумане вместе со сказками на сон грядущий. Но было слишком поздно.

Всякий раз, побывав у аптекарей, Игнас возвращался, заикаясь от ужаса. Мало того что дурачок принимал за чистую монету все эти байки, передаваемые из уст в уста, – он невольно подпитывал их, в простоте душевной отвечая на все вопросы, которые ему задавали. Бедняга не понимал, что сам влип в историю.

Ведь кто же он такой, как не подручный этого молодого «доктора», который живет на другом конце города у старого Абрахама, «доктора», кстати сказать, так и не сдавшего экзамен и обнаружившего, как нарочно, на трупе своего врага первый бубон, предвестие эпидемии чумы. И чума его загадочным образом пощадила, хотя он ни дня не прятался от ее миазмов. А Игнас-то, этот желтозубый великан, поставляет ему щенков, а может, и чего похуже. Всем известно, что он покупает совесть аптекарей на травяном рынке. Зачем? Чтобы защитить пресловутого Гвена из Варма. Колдуна без возраста (мало ли что он выглядит юношей, говорят, ему четыре сотни лет), адепта черной магии, который дни и ночи проводит за изготовлением всевозможных ядов и отрав, а помогает ему в этом слепая птица, рожденная прямиком из бедра дьявола. Многие отвечали на это, что я их лечил и вылечил и что немало найдется обреченных на вечное молчание, обязанных мне возможностью еще посудачить на мой счет.

Но слухи – они как опухоль, укоренившись, разрастаются из крошечного семени стремительно, как бурьян, но обнаруживают себя, лишь когда созреют, разом выпустив наружу все накопившееся зло. Этот слух рос три зимних месяца.

Однажды ночью окно, за которым Абрахам Стернис полировал линзы для подзорной трубы, разлетелось вдребезги. Второй камень, запущенный той же невидимой рукой, едва не угодил ученому в голову.

Назавтра пришел Йорн предупредить меня, что дело решительно принимает скверный оборот – «вышло из-под контроля», так он, кажется, выразился. Судили-рядили мы долго. До сих пор я утешался своей чистой совестью, памятуя обо всех ужасах, которым подвергался старый Браз. Жители моей деревни не раз обвиняли его в колдовстве. Он же спокойно относил все это на счет «дури людской» и списывал, так сказать, на профессиональный риск.

Йорн рвал и метал. Я не понимаю, говорил он, всей серьезности положения. Мне предъявили обвинение, ни больше ни меньше в колдовстве, здесь, в Антвалсе, и большинство горожан уже видят меня на Собачьем острове. Он настаивал, чтобы мы укрылись в его доме. Я отказался. Если так обстоят дела, само мое присутствие опасно для всех, кто рядом. В случае необходимости, решил я, спрячусь в хижине Матиаса.