Тяжелый свет Куртейна. Желтый - читать онлайн книгу. Автор: Макс Фрай cтр.№ 79

Вот сразу видно великого чародея: одновременно завывает, рычит и скулит.

То есть из уважения к начальству, наверное, следовало бы сказать, что Стефан поет, но так далеко Карина лояльность все-таки не заходит. И, с учетом ее музыкального слуха, вряд ли когда-то зайдет.

– Все идет по пла-а-а-а-ану, – с явным удовольствием повторяет Стефан. – Все идет по пла-а-а-а-а-а-ану!

– Если ты сейчас еще и про дедушку Ленина заведешь, я чокнусь, – угрожающе говорит Кара. – И тебе потом с этой психической в одном кабинете сидеть.

Но пока факты таковы, что это Кара сидит в одном кабинете с психическим, который в ответ на ее угрозу с энтузиазмом затягивает:

– А наш дедушка Ленин совсем усоп. Он разложился на плесень и на липовый мед… упс! А дальше-то и не помню. Позорище. Подскажи, раз знаешь слова.

– И не подумаю, – твердо говорит Кара. – Извини, но у меня в этом деле свой интерес.

– Чтобы я поскорей заткнулся? – хохочет Стефан.

– Да почему сразу «заткнулся»? Чтобы говорил всякие умные вещи нормальным человеческим голосом, а не ревел, как мертвый демон возмездия, обделенный мороженым на детском празднике. У меня, между прочим, сердце. И – что там еще в подобных случаях поминают? – А, давление! Я хрупкая пожилая дама, если ты до сих пор не заметил. Меня надо беречь.

– Правда, что ли? – восхищается Стефан. – Ишь, какая! Я тоже хочу.

– Быть хрупкой пожилой дамой?

– А что, я бы попробовал. «Хрупкая пожилая дама»! Шикарно звучит.

Теперь они смеются вместе, но Кара сквозь смех говорит:

– Нет, правда, не надо больше петь Летова, пожалуйста. Только не при мне.

– Чем тебе Летов не угодил? Это уже классика. Практически Моцарт.

– Я, конечно, не ангел, в жизни чего только не бывало, но на «Гражданскую оборону» в твоем исполнении все-таки не нагрешила. Вообще никто во всем мире столько не нагрешил, за исключением, разве что, Голодного Мрака. И этих, как их там – хащей. Да и то не уверена. Но вполне может быть.

– Да, исполнение подкачало, – миролюбиво соглашается Стефан. – Когда-то я нарочно учился так противно орать, чтобы ангелам в аду и чертям в небесах делалось тошно.

– И ведь выучился. Ты способный. Но зачем?

– Просто для смеху. Себя-то рассмешить труднее всего. А мне тогда было очень надо. Когда я веселый, мне море по колено. Вообще все моря, включая ваше Зыбкое, которое всегда само решает, какой оно на этот раз глубины. Но в те дни оно бы от меня небось сразу прокисло. Как молоко в грозу.

– Будь осторожен, – улыбается Кара. – У меня уже руки чешутся жалостливо погладить тебя по голове.

– Так и задумано. То есть гладить не обязательно, но согласно моему режиссерскому замыслу, ты сейчас должна была этого захотеть. Я же вспоминаю трудные времена, дорогая. Интересные, но трудные – что трындец. У меня тогда был только я сам и этот прекрасный город, Граничный по сути, но не по статусу. Такой вот парадокс.

– Да, я знаю, что город лет, что ли, на триста был лишен статуса Граничного, пока ты его в результате каких-то невообразимых интриг не вернул. Мы с Ханной-Лорой тогда до поросячьего визга надрались на радостях, что теперь отделение Граничной Полиции будет и на Другой Стороне. Думали, нам останется вдвое меньше работы… Смеешься? Правильно делаешь, что смеешься: мы были наивные барышни. Не знали, как ты умеешь всех вокруг припахать.

– Просто чтобы не заскучали, – пожимает плечами Стефан. – Праздность – мать всех пороков.

– Счастлива мать, у которой такие очаровательные детишки. А кроме возможности переложить на наши хрупкие девичьи плечи свои заботы разница между наличием и отсутствием статуса есть?

– Еще бы. Пока у нас не было официального статуса, мне не только отдела Граничной полиции, а вообще никаких помощников не полагалось. Даже патруль для защиты спящих от особо опасных кошмаров и штат ночных и дневных чудовищ я завел самовольно, на свой страх и риск. Но это как раз ладно бы, мы худо-бедно справлялись. Самый трындец – запрет открывать Пути. Ты только представь: триста с лишним лет открытых Путей в этом городе не было. Ни к вам, ни в другие реальности. Даже к собственным неосуществившимся вероятностям доступ был закрыт.

– Но мы-то к вам все равно отлично ходили, – напоминает Кара. – И не отдельные выдающиеся герои, а натурально толпы желающих, начиная с матерых контрабандистов и заканчивая любопытными подростками вроде меня.

– Естественно, вы ходили. Пути всегда были закрыты только для нас. С одной стороны. Уровень развития местного населения сочли недостаточным, чтобы куда-то отсюда их выпускать. Даже случайно пару штук раз в сто лет – спасибо, лучше не надо. Что, с одной стороны, вполне справедливо, мне ли не знать. А с другой, закрывать все Пути – все равно что неграмотных заживо в землю закапывать вместо того, чтобы в школу отправлять.

– Ничего себе. Я-то думала, официальный статус – сугубо формальная штука. Ясно же, что если у нас город Граничный, то и на Другой Стороне он таков.

– Естественно, он таков. Но без официального статуса это была скорее Граничная тюрьма для местного населения. С соответствующей атмосферой и нравами: люди ни черта не знают об устройстве реальности, но все очень правильно чувствуют. Заключи их в невидимую тюрьму, тут же станут жить, как в тюрьме: драться за койку и корм, отлынивать от работы и решать всем миром, кто будет спать возле параши. Хорошо еще, что к нам порой заходили всякие невозможные гости черт знает откуда, хоть какое-то оживление вносили в здешнюю жизнь; с тех пор мой девиз – лучше адские демоны из ада, чем вообще никого. Бедняги, конечно, потом локти кусали, что сюда сдуру сунулись: войти-то легко, а выйти – хрен тебе. Только на свет Маяка, но его одни уроженцы изнанки видят и высшие духи, для остальных вашего Маяка просто нет. Так что я в ту пору чуть ли не каждый день заблудившихся юных демонов и чудовищ своими личными тропами отсюда за руку выводил.

– Ну и дела, – восхищенно вздыхает Кара. – Извини, я могу представить, как тебя все это тогда достало. Но для меня-то прельстительно звучит. Мне бы такую работу – юных демонов тайными шаманскими тропами за ручку водить!

– Да не то чтобы так уж достало. Я люблю гулять, а простодушные юные демоны – идеальные компаньоны для приятных прогулок. С большинством, кстати, дружим до сих пор. Но дело-то не во мне. А в городе. Вот кому в ту пору по-настоящему трудно пришлось! Для города стоять на границе, которая оказалась закрытой с его стороны, это – ну примерно как великому художнику оставаться непризнанным… нет, не просто непризнанным, а оказаться там, где нет ни холстов, ни красок, ни глины для лепки, и даже уголь не оставляет следов на стене. Представляешь, каково тут тогда жилось и дышалось?.. А кстати да, вполне представляешь. Ты же впервые здесь надолго застряла в ту пору, когда город еще не вернул себе статус Граничного, и я так устал от безнадежной борьбы, что уже подумывал отказаться от должности…